Читать книгу - "Царь - Валерий Есенков"

Между тем, пока под Ревелем-Колыванью совместными усилиями бесталанного ливонского короля и московских воевод, как земских, так и опричных, тоже не блеснувших талантами, совершается эта постыдная бестолковщина, чуть ли не все монархи Европы спешно собираются в Штеттине, чтобы решить, не столько по справедливости, сколько по исконному европейскому праву сильнейшего, кому же владеть бесценными ключами к золотоносной балтийской торговле, поскольку нынче бессильной Ливонией по клочкам и полоскам владеют и польский король, и шведский король, и московский царь и великий князь, и приблудившийся Магнус, и бывший помрачившийся духом магистр, с недавнего времени смиреннейший и молчаливейший курляндский герцог Готгард Кетлер. Собравшиеся для закулисного сговора вершители судеб с удовольствием соглашаются, что Швеция обессилена внутренними раздорами и затянувшейся датской войной, стало быть, не в состоянии удержать свою беззаконную часть, что у польского короля слишком мало власти в собственном королевстве, чтобы он мог собрать приличное обстоятельствам войско для овладения всем наследием бывшей Ливонии, что бывшая Ливония того гляди вся целиком достанется либо странному царю Иоанну, либо приблудному Магнусу, за спиной которого, как уверены все венценосцы, укрывается датский король Фредерик, сколько бы Фредерик ни открещивался от младшего братца, тогда как ни Священная Римская империя, ни Франция, ни Испания, ни Англия, ни Шотландия, ни ганзейские города очень бы не хотели этакое небывалое в истории безобразие допустить, ибо каждая из европейских держав втайне очень желает заполучить бывшую Ливонию всю целиком в свою полную и безраздельную собственность.

И сам шведский король, теснимый с одной стороны датским королём Фредериком, а с другой — младшим братом и зятем, которым не терпится скинуть его по праву сильнейшего, как он скинул Эрика, понимает, что ему не удержать ливонских земель и не справиться с внутренней смутой, пока ведётся эта война. Несмотря на то, что его первое, весьма представительное посольство задержано и содержится в Муроме, он готов направить, только опять-таки не в Великий Новгород, а прямо в Москву, другое большое посольство уже не просить, но умолять московского царя и великого князя о мире и дружбе. Однако для любого посольства, как малого, так и большого, требуются опасные, или проезжие, то есть охранные, грамоты, иначе дальше первого поста на той стороне не уйдёшь. Чтобы получить такие грамоты, Юхан отправляет гонцов, на этот раз отправляет без гонора, в Великий Новгород, как полагается по обычаю, к тамошнему наместнику, который снесётся с Москвой и выдаст грамоты, если Москва разрешит.

Чуть ли не в те же самые дни Иоанн отправляет в Великий Новгород строжайшее повеление, которым запрещает хоронить возле церквей тех, на ком обнаружится смертоносное «знамя», а хоронить за шесть вёрст, по всем улицам и концам ставить заставы и разъезды конных сторожей, а в которой улице кто помрёт «знаменем», дворы запирать вместе с людьми, запертых людей кормить улицей, попам же запертых людей исповедовать не велит, а как станет поп тех людей исповедовать, велит сжечь его вместе с больными, от «знамени» все дороги, ведущие из Великого Новгорода, загородить и везде сжигать тех, кто норовит проехать или пройти недозволенными путями. Естественно, после такого приказа в Великом Новгороде задерживают и шведских гонцов, и о мирных предложениях попавшего в переплёт Юхана Иоанн узнает с большим опозданием.

Всё его внимание отдано далеко на юг, открытым украйнам, откуда может быть нанесён смертельный удар совместными силами крымских татар и переброшенных в помощь им турецких солдат: Ещё в январе, когда Юрий Токмаков валандался под Ревелем-Колыванью, он поручает князю Михаилу Воротынскому, третьему из земских воевод, в обход второго по счёту мест воеводы Ивана Мстиславского, ведать всю порубежную, так называемую «польскую» службу, то есть службу в Диком поле, в степи. Его именем Михаил Воротынский обращается в Разрядный приказ. Разрядный приказ поднимает поимённые списки и призывает в Москву поместных дворян, станичных голов и станичников, станичных вождей и сторожей из Путивля, Северской стороны, Мещеры, Рязани и Тулы, как нынешних, так и тех, которые ездили в Дикое поле и за десять, и за пятнадцать лет до того. Когда это множество служилых людей прибывает в Москву, Иоанн поручает тому же Воротынскому с ними сидеть, расспросить о станицах, сторожах и всей «польской» службе и по их соображениям расписать, из которого города по которым местам и до которых мест ездить сторожам и в каких местах станам стоять. Воротынский исполняет поручение царя и великого князя прилежно и добросовестно. На этом необыкновенном собрании неприметных, без чина и звания, рядовых служилых людей приговаривают первой станице выезжать в поле первого апреля, затем через каждые две недели выезжать новой станице и так поступать до середины ноября, пока не выпадет снег, а не выпадет снег к середине ноября, ездить и дольше, до снега. Из Путивля и Рыльска ездить поместным дворянам с поместий и посадским людям из денежного довольствия. Из Мценска и Карачева также ездить поместным дворянам с поместий и посадским людям из денежного довольствия. Из Орла, Новосиля, Дедилова, Донкова, Епифани, Шацка и Ряжска ездить служилым казакам как с земель, так и из денежного довольствия. Из Кадомы и Темникова ездить служилой мордве и служилым татарам. Из Алатыря ездить служилым казакам. Жалованье кладут стрельцам и служилым казакам по полтине денег в год и хлеб, пищальникам, воротникам, сторожам, кузнецам и плотникам в крепостях денег в год по рублю, по два пуда соли и по двенадцати коробей ржи и овса. На сторожу приговаривают ставить шесть человек, тогда как прежде по неразумию ставилось только четыре, сторожам выезжать направо и налево, беспрестанно переменяясь по два человека, сторожам стоять, не ссаживаясь с коней, станов не делать, для пищи раскладывать огонь в разных местах, за исправностью сторожей надзирать четырём стоялым головам, которые разъезжают по всему полю с Волги до Вороны, Оскола и Северского Донца.

В сущности, Иоанн уже запаздывает с этим важным преобразованием охраны южных украйн: Разрядному приказу учинить новую роспись довольно легко, да долго сказка сказывается, пока по этой росписи новые станы, разъезды и сторожи станут на новых местах, а стоялые головы примутся их объезжать и держать в исправности «польскую» службу, растянутую более чем на тысячу вёрст. Воротившийся Новосильцев доставляет именную грамоту султана Селима. Селим требует очистить крепость, поставленную казаками и стрельцами в Кабарде на защиту слабых, хоть и воинственных горцев от крымских татар, тем же повелительным тоном наказывает выезжающих из пределов Оттоманской империи повсюду пропускать беспрепятственно, главное же — сосвободить от сторожей и разъездов степную дорогу, ведущую из Крыма на Астрахань. Тем же временем лазутчики доносят о том, чего недосказано в прегордой Селимовой грамоте. Им сделалось ведомо, что Селим требует от польского короля передать туркам Киев, чтобы турки имели удобную постоянную базу против Московского царства, на Дунае велит ставить мосты для переправы достаточного для победоносной войны количества войск, стало быть, тьму, а торговые люди султана запасают по всей Молдавии хлеб, стало быть, для пропитания тьмы. Девлет-Гирей, настропалённый и укреплённый Селимом, тоже готовит орду и в своих грамотах, тоже безмерно прегордых, требует безоговорочного восстановления Казани и Астрахани под властью крымских татар.