Читать книгу - "Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения - Ларри Вульф"

Вдобавок к политическим и культурным осложнениям, с которыми сталкивались географы, пытаясь изобразить на карте составные части Восточной Европы, стремление «завершить европейскую географию» приковывало их внимание к проблеме границ между Европой и Азией. В районе Константинополя такой границей, конечно, были Проливы, но в целом конфигурация евразийского континента позволяла провести множество линий раздела — вовсе не обязательно там, где мы проводим границу сегодня, то есть с севера на юг вдоль Уральских гор до северного побережья Каспия. На карте мира, открывающей изданное Сансоном в 1695 году «Новое введение в географию», Московия изображалась как нечто отдельное от Европы, а значит, по всей видимости, находящееся в Азии. Однако уже на следующей странице «Географическая таблица», перечисляющая «Части земного шара», прямо включала Московию в состав Европы. Этот разрыв между изображением и описанием только углублялся на последующих страницах, где сначала приводилась карта Европы, включавшей Московию в качестве своей восточной границы, а затем карта Азии, в западной части которой располагалась все та же Московия. Дофину предлагалось составить свое собственное мнение по этому вопросу^[380]. В 1716 году парижский «Almanach Royal» включал в состав европейских монархий Польшу (но не Московию); уже год спустя Московия тоже попала в этот список^[381]. На протяжении всего XVIII века Европа Западная сохраняла преимущество перед Восточной Европой, присвоив себе право решать, что находится в Европе, а что в Азии, как с географической, так и с культурной точек зрения.

Сомнения о европейской или азиатской принадлежности Московии были, конечно, связаны с сомнениями о том, где же проходит граница между двумя континентами. По мере того как Восточная Европа притягивала к себе все больший интерес, этот вопрос становился еще более захватывающим; но в основе этого интереса лежала неразбериха. Античный географ Птолемей полагал, что граница между Европой и Азией пролегает по реке Дон, известной в древности под названием Танаис, впадающей в Азовское море, которое, в свою очередь, через Керченский пролив соединяется с Черным морем. Такая Европа, ограниченная рамками географически известного мира, была значительно меньше той, которую мы знаем сегодня. Лишь в эпоху Ренессанса и Великих географических открытий, уже в Италии, на нарисованной в 1459 году карте («Mappamundi» фра Мауро) в качестве альтернативной демаркационной линии предлагалась Волга, существенно сдвигая границы Европы от Черного до Каспийского моря и приближая ее к известным нам сегодня очертаниям^[382]. Пока она шла вдоль рек, впадающих каждая в свое море, граница в обоих этих случаях была достаточной четкой; однако дальше к северу начиналась неопределенность. Сигизмунд фон Герберштейн посетил Россию как посланник Габсбургов и в 1549 году опубликовал в Вене отчет, ставший самым детальным и самым читаемым в XVI веке описанием России. «Если провести прямую линию от устья Танаиса до его истока, — рассуждал Герберштейн, — то получится, что Москва находится в Азии, а не в Европе»^[383]. Основным источником географических познаний Герберштейна, дополнявшим его личные наблюдения, был «Трактат о двух Сарматиях, азиатской и европейской», вышедший впервые в 1517 году на латыни в Кракове и затем переиздававшийся и переводившийся на протяжении всего XVI столетия. Его польский автор, Мечовита, описывал «Европейскую Сарматию», простирающуюся от Вислы до Дона, и «Азиатскую Сарматию», располагающуюся между Доном и Каспийским морем. Само название «Сарматия» пришло из античной истории и вовсе не было географическим термином; более того, реки и моря позволяли проводить лишь крайне неточные границы, поскольку географические познания о них также не отличались точностью. Мечовита считал, что Волга впадает в Черное море, а не в Каспийское; Герберштейн исправил его ошибку^[384].

Для Петра, уже в начале XVIII столетия, необходимость провести границу между двумя симметричными частями его владений, Россией европейской и Россией азиатской (причем последней отводилась роль полуколонии), ртала вопросом государственной политики и национальной самоидентификации. Его советником в вопросах географии стал Василий Татищев, который и предложил Уральские горы в качестве линии раздела между двумя континентами. Примерно в то же время с таким же предложением выступил швед Филипп Йохан фон Страленберг, так что два географа спорили о том, кому же первому пришла в голову эта идея^[385]. Страленберг считал вопрос о границе между двумя континентами важнейшей географической проблемой современности и был уверен, что нашел ей решение: «Вот что следует отметить касательно границы между Европой и Азией: хотя на некоторых новейших картах, из-за неуверенности, где же ее провести, эта граница была вовсе опущена, я на своей карте показал ее столь ясно, что она теперь определена навсегда»^[386]. Тем не менее в течение XVIII века Уральские горы остались лишь одной из нескольких возможных линий раздела между Европой и Азией. Немецкий географ Иоганн Георг Гмелин отправился далеко за Урал и в 1747 году поместил границу между континентами на Енисее^[387].

На протяжении всего столетия карты Европы позволяли ей все более и более расширяться на Восток, вслед за общим развитием географических познаний. Помещенное в правом нижнем углу карты Черное море означало более узкое понимание европейского континента, тогда как появление там Каспия намекало на расширенное толкование Европы. На карте, изданной Хоманном в 1720 году в Нюрнберге, Европа доходила только до Дона и Азовского моря. Каспийское море на карту не попало, но далее на север Российская империя простиралась до самого края карты, оставляя границу между Европой и Азией неопределенной. На другой карте, выпущенной Десно в 1772 году в Париже, уже появляется северо-восточный берег Каспия, однако граница между двумя континентами по-прежнему не указывается, обозначая тем самым, что Европа может простираться до самого Урала^[388].