Читать книгу - "Морской ангел - Валерий Ковалев"

Новый, 1950-й, страна встречала новыми трудовыми победами.

За истекшее время было восстановлено, построено и введено в действие более шести тысяч крупных промышленных предприятий – в их числе Днепрогэс, металлургия, заводы юга и шахты Донбасса. Уровень производства достиг довоенных показателей и рос как на дрожжах. Из пепла возрождались города, строились новые посёлки, села и деревни. В пику агрессивному империализму Советский Союз обзавелся собственной атомной бомбой.

Шел в ногу с жизнью и Дим. Уже полгода он работал заместителем директора автобазы по эксплуатации, дом был полной чашей, а коллеги и подчиненные уважительно называли его Михалычем. Ольга, закончив по настоянию мужа техникум, стала мастером смены, и чета Вавиловых заняла достойное место в городе. В дни революционных праздников она шла в знаменных рядах строителей светлого будущего, по выходным принимала гостей или отправлялась в походы, а также, повышая свой культурный уровень, регулярно выезжала в областной центр, где посещала областной драмтеатр и филармонию.

Всесоюзная же стройка шла полным ходом. На южном берегу озера Кызыл-Таш заработал первый промышленный объект комбината, на Иртяше как грибы росли дома будущего города.

Промзону вскоре посетил Лаврентий Берия, после чего она была обнесена забором из колючей проволоки, а на ведущих туда дорогах возникли армейские КПП, что вызвало у Дима смутное беспокойство.

Как-то вечером, гоняя радиолу по разным частотам в поисках новомодного джаза, который часто звучал на зарубежных станциях, он наткнулся на «Голос Америки» и обеспокоился еще больше.

Русскоязычный диктор вещал о Кыштыме. Что, мол, вблизи него большевиками возводится секретный атомный объект. Начальник строительства – генерал-лейтенант Царевский, его заместитель – генерал-лейтенант Раппопорт. И так далее. Вплоть до прорабов. Затем голос забили помехи и он исчез. Как не было.

– Твою мать, – в сердцах выругался «Вавилов», после выключил приемник и задумался. Дело пахло керосином.

Секретный атомный объект предопределял режимность, что было чревато проверками всех, кто там работал. Рано или поздно его разоблачат, а посему следовало «делать ноги».

– А может, и нет, – подумал Дим. – Погляжу пока, а там будет видно.

Ошибся.

В один из вьюжных февральских вечеров, когда задержавшись на работе, он оформлял наряды, в кабинет постучали, а потом зашли трое.

Первый, в мерлушковой шапке и кожаном реглане, шагнув к столу, ткнул Диму в нос малиновее удостоверение:

– Майор госбезопасности Шнайдер. Вы арестованы!

А остальные, скользнув с двух сторон и уцепив за локти, профессионально обыскали.

– Да вы что, товарищи?! – изобразил негодование Дим. – Я замдиректора Вавилов. Это какая-то ошибка!

– Знаем, какой ты Вавилов, – процедил Шнайдер. – Выводите.

За дверью ждали еще двое с хмурыми лицами, а во дворе – черный «ЗИМ», тихо работавший мотором.

Чуть позже в одном из кабинетов городского отдела МГБ^[143] арестованный в наручниках стоял перед сидевшим напротив подполковником (он представился следователем Серебряковым), а тот пристально его разглядывал. У зашторенного окна, сбоку, на диване пристроился второй, в чине капитана.

– Так говоришь – «Вавилов»? – пыхнув «Герцеговиной флор», забарабанил пальцами по столу подполковник.

– Ну да, – кивнул головой Дим. – Уроженец деревни Гусево, Тверской области.

– А что скажешь на это? – извлек из лежащей перед ним папки Серебряков фотографию и продемонстрировал ее Диму.

Она была из семейного альбома Вонлярских.

А потом следователь перечислили всю его родню, до пятого колена. Монолог свой закончил укоризной:

– Ты, Вонлярский, не просто один ушел. Ты с собой троих увел. Они на Печоре уже давно свой срок досиживают. А мы тебя по всему Союзу, считай, пять лет искали. Даже в Польше и Венгрии шарили. А еще думали – может, в американскую зону ушел. Знаешь, сколько денег на твой розыск государство потратило?

Тут подполковнику и капитан подтявкнул:

– Ты ведь не от немцев, не от американцев. Ты от советских людей ушел. Да как ловко…

– А ты, капитан, в его личное дело загляни, – бросил коллеге подполковник. – Он же всю войну сначала в парашютистах, а потом в разведке морской пехоты. Диверсионную подготовку имеет.

«Горбатого лепить» с такими знатоками было, конечно, глупо. И «Вавилов» не без облегчения скинул с себя личину, снова превратившись в Дмитрия Дмитриевича Вонлярского.

– Ну что мне? – саркастически усмехнулся он. – Я ж Уголовный кодекс знаю. Мне за побег светит от двух до трех лет. К тому, что было.

А следователи в ответ аж залоснились.

– Э, нет, гражданин «Вавилов». Отстали вы от нашей социалистической действительности. «Червончик» вам полагается. И статья ваша – пятьдесят восьмая, пункт четырнадцать – «контрреволюционный саботаж».

У Дима от обиды даже скулы свело. «Контрреволюционный саботаж»! Ему, который на фронте…

– Так ты же в советской тюрьме сидеть отказываешься! – снизошел до объяснения Серебряков. – Уже давно постановление вышло: побег – акция антисоветская и карается десятью годами лишения.

Судили «контрреволюционера» в областном центре.

А за неделю до процесса разрешили свидание с женой. В следственном изоляторе. Вся в слезах, та сообщила, что от нее требуют осудить мужа и отречься от него. Как от врага народа.

– Прости меня, Оля, – глядя ей в глаза, сказал Дим. – Что не рассказал тебе всего. А что я не враг, ты знаешь. Но сделай, как они сказали.

– А как потом жить? Ведь это подло!

– Ты молодая, начнешь все сначала – отвел глаза Дим и опустил голову.