Читать книгу - "Вяземский - Вячеслав Бондаренко"

В то, что Александр I переменил судьбу, удалившись от мирской жизни под именем Федора Кузьмича, верил Лев Толстой. Верил в это и официальный биограф Романовых Николай Карлович Шильдер. Верил и внучатый племянник Александра I, знаменитый историк великий князь Николай Михайлович. Более того, гробница Александра I в Петропавловском соборе сейчас пуста… Но чье-то тело (говорили, что солдата, внешне очень похожего на государя) набальзамировали, одели в генеральский мундир, и под видом покойного императора отправили в последнее, пятинедельное путешествие по стране — из Таганрога в столицу… Так или иначе, Александра I на политической сцене больше не было.

По невеселой российской логике, преемник императора должен был начать царствование с крутых перемен. Но с преемником получалась неловкость. Детей у Александра I не было (две его дочери умерли во младенчестве). Долгое время наследником русского трона был великий князь Константин Павлович, с которым Вяземский не раз пикировался в Варшаве. Константин был сильно ухудшенной копией старшего брата, но мыслил, по крайней мере, довольно трезво — в 1819 году он твердо отказался от прав на престол, полагая себя недостаточно для этого образованным, устроил скандальный бракоразводный процесс с великой княгиней Анной Федоровной и женился на польской графине Грудзинской. После морганатического брака путь к престолу был для него закрыт окончательно. 16 августа 1823 года Александр I издал манифест, извещавший об отречении Константина, и назначил наследником следующего по старшинству брата, Николая Павловича. Копии этого документа были отданы в Государственный совет, Сенат и Синод, знали о нем лишь немногие.

Последствия этого неловкого в своей секретности акта всплыли сразу же после смерти-исчезновения императора. Ничего не подозревавшая страна присягала Константину I, Он, однако, подтвердил свое отречение и в Петербург из Варшавы ехать отказывался. Его вполне удовлетворяла должность командующего польской армией. На престол должен был вступить Николай I.

На 14 декабря в Петербурге была назначена новая присяга…

…Обо всем этом в Москве в ноябре — декабре 1825 года, конечно, не догадывались. Москвичи горевали об Александре Благословенном, вспоминали его пламенную речь в Слободском дворце в двенадцатом году, пышные празднества семилетней давности, самые памятливые рассказывали, какая была радость в Первопрестольной, когда узнали все о воцарении молодого Александра… Плакал, как ребенок, величественный старик Дмитриев, утирал слезы Василий Львович Пушкин… Наполеон, пожар Москвы, падение Парижа — сколько всего ушло с государем! Это ушла их эпоха… Были, конечно, и слухи, один страннее другого, и пересказывали их с оглядкой (что государь якобы сел в Таганроге на английский бриг и уплыл ко Гробу Господню замаливать грехи…). А 20 декабря по Москве поползли и другие, куда более страшные разговоры: в Петербурге был бунт. И бунт не такой, как в двадцатом году, когда волновался лейб-гвардии Семеновский полк… Мятежники захватили Сенат, ругались на увещевавшего их митрополита, убили графа Милорадовича… Отказались от присяги Николаю Павловичу… выстроились на Сенатской площади и кричали: «Ура, Константин!»… Чернь готова была содействовать, в свиту государя кидали камни… Решила дело картечь. В центре столицы гремели пушки. Лед на Неве был красен от крови. В заговоре — блестящие гвардейские офицеры лучших фамилий…

Таковы были первые, неясные слухи. Но и этого было достаточно, чтобы Москва содрогнулась. Всякое бывало: гвардия врывалась в государевы покои, с громом рушились ослепительные карьеры (Сперанский), в Москве хозяйничал Наполеон, Пугачев кровавил дальние губернии… Но чтобы в центре Петербурга офицеры лучших русских фамилий падали под русской же картечью — такого не было… Приезжие из столицы были в центре внимания. Ждали официальных известий от правительства.

«Северная пчела» от 19 декабря (№ 152) напечатала заметку бойкую, как барабанная дробь, почти ликующую, как будто дело шло о взятии вражеской крепости, и непонятную, как все официальные сообщения. Опасности никакой не было (а как же убитый Милорадович?), бунт учинили две роты лейб-гвардии Московского полка, которыми начальствовали семь-восемь пьяных обер-офицеров (надо полагать, далеко не лучших фамилий?) и несколько человек гнусного вида во фраках (а что за фрачники? и почему все они, как на подбор, гнусного вида?). Государь император (это уже новый, Николай I, надо привыкать) вышел из дворца без охраны и был встречен в толпе изъявлениями благоговения и любви (камни, летящие в свиту?). Несколько залпов картечи рассеяли бунтовщиков (зачем же картечь, чтобы рассеять две роты?). На том, собственно, дело и завершилось.