Читать книгу - "Последний властитель Крыма - Игорь Воеводин"

Они долго шли вдоль линии прибоя, и уже перед самым поворотом к дому Слащов сказал:

– И вот что еще, господин полковник. Пароля не будет. Никакого. Если придут от меня, то значит – от меня. Наоборот. Если назовут пароль – значит, управляются без моего участия и ведома.

– Какой?

Слащов остановился и, глядя прямо в глаза полковнику Тихому, произнес, чуть усмехнувшись:

– Тот, кто придет не от меня, пусть скажет: «Обнимаю и целую».

7 апреля 1921 года, Симферополь, Крым, Россия

Туго стянутый в талии офицерским кожаным ремнем в новой защитного цвета гимнастерке секретарь, чуть склонившись, произнес: – Пожалуйста, вас ждут, товарищ…

Роза Землячка, секретарь Крымского комитета партии, вошла в кабинет председателя Крымского военно-революционного комитета товарища Бела Куна.

Небольшого роста грузный человек, хозяин комитета, полусидел-полулежал в кресле за огромным столом. Его ноги в щегольских сияющих сапогах покоились на сиденье подставленного стула. Над лениво протянутой пухлой белой рукой трудилась маникюрша.

– Ну что, Роза, – обратился он к вошедшей, – ты хочешь сказать, что за все время белого террора в Симферополе казнили только десять подпольщиков?!

Роза стыдливо наклонила свою головку.

– Ну, нет больше, товарищ Кун! – плачущим голосом подвыла она. – Рожу я их, что ли?

Роза имела большой опыт массовых казней – как-никак во время расправ на Дону она была членом Реввоенсовета 8-й армии. Но политиком – никаким.

Товарищ Бела Кун поморщился и дернулся в кресле. Маникюрша испуганно склонила голову ниже, но виновата была не она. Так товарищ Бела Кун всегда выражал свое неудовольствие.

– Короче, Роза! Выкопай где-нибудь человек сорок – пятьдесят врангелевцев, пусть сойдут за жертвы геноцида белых против революционного русского народа. И назавтра – пышные похороны, процессии и митинги.

И товарищ Бела Кун устало откинулся на спинку кресла. Baszom az istenét! (грязное венгерское ругательство). Все, буквально все приходится делать самому, подумать только…

Роза Землячка, направляясь к свой кабинет, думала: «Совсем мозги жиром заросли у борова… На кой черт будем мы копать?! Шлепнем сегодня очередных, вот и мученики-герои… Гробы открывать уж наверное не будут!»

Ночь с 7 на 8 апреля 1921 года, Симферополь, Крым, Россия

…Моторы двух мощных грузовиков работали уже вовсю. Во внутреннем дворике тюрьмы шла сортировка. Человек двести мужчин и женщин, раздеваясь донага и бросая вещи в грузовики, строились в колонну. Они дрожали и от холода, и от осознания того, что им предстояло.

Эту группу поведут сквозь оцепеневший, притаившийся город во рвы. Их расстреляют регулярные части. Сегодня в расстрельную команду были назначены курсанты Кавшколы. Они были довольны – все равно после занятий часто бегали во рвы, вышибая булыжниками золотые зубы у казненных. А сегодня и бегать не придется.

Другая группа, человек в сорок, ждала своей очереди в подвале. Этих вести было опасно, все – боевые офицеры, могли попытаться разбежаться и голышом. Расстрельная команда дородных латышек, бывших молочниц, прачек и птичниц, проверяла маузеры. Они только что прибыли на подмогу из Риги – местный гарнизон не справлялся с обилием работы. Латышки были одеты кто во что, кому что приглянулось, некоторые в костюмах для верховой езды, некоторые в вечерних платьях.

– Марта, что ты так на него смотришь, хочешь попользоваться? – смеясь спросила блондинку-великаншу ее подруга помельче. Та не сводила глаз с высокого красавца капитана.

Марта осклабилась и, подойдя к офицеру, спросила, плотоядно глядя:

– Хочешь… побаловаться напоследок?

Тот ответил, спокойно глядя на великаншу:

– Извини, дорогая, но от тебя пахнет кухней.

Марта ударила его по-мужски кулаком и, нагнувшись, сорвала с шеи золотой образок. Нажав на еле приметную кнопочку, она раскрыла его. На столпившихся латышек глянула из медальона женщина с двумя маленькими детьми. Марта, засопев, обгрызенными ногтями вылупила фотографию и, разорвав, кинула в лицо поднявшемуся офицеру.

Здесь, в подвале, раздетых догола казнимых укладывали на кафельный пол по десять человек и стреляли в затылок. Одежду последние из казнимых выносили в обезлюдевший двор и также кидали в грузовики для отправки в «актив» ЧК.

3 мая 1921 года, Москва, Россия

Счет В. И. Ленину от хозотдела Московской ЧК

«За проданный и отпущенный вам товар всего на 1 (одну) тысячу 417 рублей 75 копеек. Просьба подписать.

Всего предоставлено:

сапоги – одна пара,

костюм пиджачный – один,

подтяжки – одни,

пояс – один».

3 (16) апреля 1918 года, близ ст. Медведовская, Кубань, Россия

Четыре часа пятнадцать минут. Войска уже прошли, остался только арьергард, а пока переезд в аварийном порядке преодолевают обозы. Командует переправой через железнодорожное полото генерал Марков. В двух верстах станция, там – красный бронепоезд, огня которого вполне хватило бы на то, чтобы уничтожить всю Белую гвардию и прекратить Гражданскую войну… Но пока на станции тихо. Морды у лошадей перевязаны, копыта обмотаны тряпками, иногда бинтами, которые снимали с себя легкораненые. Ни огонька цигарки, ни кашля, ни лишнего звука – вязкая предрассветная тишина дышала смертью.

– …А, чтоб тебя… прроклятая! – вполголоса ругался возница застрявшей на рельсах повозки, дергая повод. Лошадь испуганно косила глазом, дергала мордой, хрипела, но не могла сдвинуть повозку.

Марков приблизился к застрявшим и не поверил своим глазам. Группа живописно одетых штатских – кто в визитке, кто в пиджачной паре поверх украинской рубахи и в сапогах, кто во фраке и в шубе, они угрюмо глянули на подскакавшего.

– Вы… кто? – спросил опешивший Сергей Леонидович.

– Мы – члены Рады! – с достоинством ответил один из них, бритый наголо и с оселедцем. Это были члены самопровозглашенного кубанского правительства, ушедшие из Екатеринодара с повстанцами.

– Ну, что члены, вижу, – сквозь зубы проговорил Марков, – но чему вы рады?!

В этот момент подоспевшие солдаты, взяв лошадь под уздцы, перевели повозку на ту сторону. Члены самостийного правительства, с достоинством отвернувшись от Маркова, поджали губы.

Рядом с Марковым остановился генерал Покровский, командир кубанцев.

– Что же вы, генерал, не могли всю эту сволочь развесить на первой же осине? На кой черт вы их за собой таскаете? – обратился к нему Сергей Леонидович.

– Дайте время, развесим, – процедил сквозь зубы Покровский. – Мне эти болтуны, губящие Россию, самому поперек горла…