Читать книгу - "От Руси к России - Александр Петрович Торопцев"

и Василий Темный, и Василий Дмитриевич, и другие русские князья. Почему же Зосиме привидился столь печальный конец Марфы Борецкой, поддержавших ее бояр и самого Господина Великого Новгорода? Не потому же, что чисто мужским на Руси делом рискнула заняться боярыня – женщина! Нет, конечно же. Но потому, что игумен Соловецкого монастыря «вычислил» параметры вектора времени. Время было не только против женщин (оно вообще редко давало им в руки политическую инициативу), но против вечевого строя, против удельной системы.

Иван III Васильевич, зная о деятельности Марфы Борецкой, долгое время проявлял завидное хладнокровие. Новгородцы осмелели, «захватили многие доходы, земли и воды княжеские; взяли с жителей присягу только именем Новгорода; презирали Иоанновых наместников и послов; властью веча брали знатных людей под стражу на Городище, месте, не подлежащем управе; делали обиды москвитянам». Казалось, пора приструнить зарвавшихся бояр. Но Иван III Васильевич лишь сказал чиновнику Новгорода, явившемуся в Москву по своим делам: «Скажи новгородцам, моей вотчине, чтобы они, признав вину свою, исправились; в земли и воды мои не вступалися, имя мое держали честно и грозно по старине, исполняя обет крестный, если хотят от меня покровительства и милости; скажи, что терпению бывает конец и что мое не продолжится»[80].

Чиновник выслушал сию речь и передал ее согражданам. Можно себе представить, как отнеслись к этим словам вольнолюбцы! Они, естественно, посмеялись над ними и над Иваном III и возгордились своей «победой». Великий князь поступил в данном случае как опытный боксер, вышедший на ринг с очень серьезным противником: он стал дразнить его, провоцировать на резкие движения, притворяться слабым, даже испуганным. Только раскроется противник, забудется на мгновение – и тут же получит нокаутирующий удар.

Новгородцы не ожидали подвоха. Марфа Борецкая, по-бабьи уверовав в победу, раскрылась! Она отправила своих сыновей на вече. Подтолкнуло ее к этому шагу еще и то, что народ не проявлял явных симпатий к ее планам, скорее, наоборот, он оставался верен прорусским идеям. Марфа рассчитывала на вече. И расчет ее оправдался! Ее горластые сыновья, тоже ораторы неплохие, осыпали словесной грязью Московского князя и московскую политику, говорили страстно, убедительно, закончив речь на вече яростным призывом: «Не хотим Ивана! Да здравствует Казимир!». А им в ответ, будто эхо, ответили быстро возбуждаемые голоса: «Да исчезнет Москва».

Кое-кто на вече остался верен Москве, но сыновья Борецкой сработали в тот день прекрасно, подписав себе приговор. Вече решило отправить в Литву посольство и просить Казимира стать повелителем Господина Великого Новгорода. Повелителем Господина!

Иван III Васильевич и в этой ситуации не сплоховал. Готовясь к решительным боевым действиям против сторонников Борецкой, собирая войска всех своих союзников в том числе и Пскова, он послал в город чиновника Ивана Федоровича Товаркова, и тот зачитал горожанам воззвание, мало чем отличающееся от того, что говорил недавно сам великий князь новгородскому чиновнику.

Эту показную медлительность некоторые историки называют нерешительностью. Решительной была Марфа. Решительность ее и погубила.

Уже Товарков, вернувшийся в Москву, смело заявил великому князю о том, что только «меч может смирить новгородцев», а Иван III все медлил, будто бы сомневался в успехе задуманного им дела. Нет! Он не сомневался. Но, зная, что будет пролито много крови соотечественников, что много горя испытают новгородцы, он хотел – и исторически это желание вполне оправданно! – поделить ответственность за кровь и беды со всеми, на кого он опирался в своей политике: с матерью и митрополитом, братьями и архиепископами, с князьями и боярами, с воеводами и даже с простолюдинами. Он собрал Думу, доложил об измене новгородцев, услышал единогласное: «Возьми оружие в руки!» – и после этого медлить он и дожидаться хорошей для войны против Новгорода погоды он не стал. Иван III действовал в данный момент точно, взвешенно и осторожно, но, взвесив все, собрав, практически всех русских князей, даже Михаила Тверского, он послал Новгороду складную грамоту, объявил республике войну.

И в то же лето огромная армия двинулась к Новгородской земле. Республиканцы такого оборота дела не ожидали. В Новгородской земле, где много озер, болот, рек и речушек, летом воевать сложно. Неожиданное наступление противника озадачило сторонников Марфы Борецкой и короля Казимира. Войско Ивана III шло по новгородской земле несколькими колоннами. Псковская дружина захватила Вышегород. Даниил Холмский взял и сжег Русу.

Новгородцы поняли, в какую попали беду, заговорили о мире или хотя бы о перемирии. Но Марфа Борецкая убедила сограждан, что нерешительного Ивана можно победить в одной битве. Война продолжалась. Холмский разгромил под Коростыней, между Ильменем и Русою, внезапно напавшее на него войско новгородцев, состоявшее из ремесленного люда. Много ополченцев попало в плен. Победители, зверея от удачи, отрезали несчастным носы и губы и отправили их в Новгород. Идеологическая подготовка к этой войне была отменной; воины Холмского не брали даже вооружение и обмундирование новгородцев – изменников!

Иван III, развивая успех, приказал Холмскому подойти к Шелони, и 14 июля здесь состоялась решительная битва. С криком «Москва!» бросились в бой воины великого князя. Они выиграли сражение, беспощадно расправились с побежденными.

Дружины Холмского и Верейского еще несколько дней грабили новгородскую землю, Иван III тем временем распоряжался судьбой пленников: кому-то из них, в том числе и сыну Борецкой Дмитрию, отрубили головы, кого-то посадили в темницы, кого-то отпустили в Новгород. Иван III еще не стал Грозным. Он был щедрым в те радостные для него дни.

В те же дни Московское войско овладело Двинской землей, жители которой присягнули Ивану III Васильевичу. Одержанная в войне против Новгорода победа не вскружила великому князю голову. Договор, отраженный в нескольких грамотах, не соответствовал военным успехам Москвы. Иван III не упомянул в нем ни словом Марфу Борецкую, как бы простив слабой женщине ее проступок. Но в этом рыцарстве таилось нечто большее, чем мягкотелость сына Василия Темного: его уверенность в том, что дни новгородской вольницы сочтены, что сила Москвы уже неодолима.

В Шелонском договоре, например, Пермь была включена в состав Новгородской земли. Иван смирился с этим, хотя московские князья давно мечтали о богатых приуральских территориях. Прошло несколько месяцев. В Москву прибыли люди, доложили о том, что их, бедняг, обидели жители Перми. Иван тут же отправил на обидчиков войско. Федор Пестрый, возглавивший дружину, разгромил в битве при городе Искора пермскую рать, затем устроил рейд по окрестностям, пленил много воевод, и в конце концов Пермь присягнула Ивану III в 1472 году.

В том же году в Русскую землю вторгся с крупным войском хан Золотой Орды Ахмат. Русское войско не пустило его дальше Оки. Очень недовольный и злой, Ахмат отступил, но воевать с Русью не раздумал. Через