Читать книгу - "Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.  - Алексей Кривопалов"

Особого внимания здесь заслуживает проблема технической отсталости русских войск в Крыму на фоне англо-французской экспедиционной армии. В прошлом неудачный исход кампании нередко объяснялся именно этим фактором.

Основная масса французской линейной пехоты вооружалась гладкоствольным капсюльным ружьем образца 1842 г. По своим техническим характеристикам ружье было очень близко как к русскому гладкоствольному капсюльному ружью образца 1845 г., так и к аналогичному английскому капсюльному ружью образца 1842 г. К началу Крымской войны наряду с обычными сферическими пулями французская пехота начала использовать для своих гладкоствольных ружей специальные продолговатые пули системы Нейсслера, которые повышали дальность эффективного огня примерно вдвое: с 300 до 600 шагов^[652].

Легкая пехота французской армии – знаменитые зуавы и венсенские стрелки – к началу Крымской кампании насчитывала до 20 батальонов. На поле боя они предназначались для выстраивания цепи застрельщиков впереди ротных и батальонных колонн вооруженной гладкоствольными ружьями линейной пехоты. Главным оружием французских стрелков в Крыму был стержневой штуцер системы Тувенена образца 1846 г. под 18-миллиметровую пулю системы Тамизье. И лишь в январе 1855 г. в осаждавшую Севастополь французскую армию поступила первая партия из 3600 новейших 18-миллиметровых нарезных ружей системы Минье. В первую очередь ими вооружили четыре полка гренадеров и вольтижёров воссозданной Наполеоном III императорской гвардии^[653].

Пропорцию использования различных типов боеприпасов для стрелкового оружия можно проиллюстрировать следующими примерами. В битве на Альме французская пехота расстреляла 30 180 патронов с обычной сферической пулей и 12453 патрона под пули Нейсслера и Тамизье. В битве при Инкермане было израсходовано 34650 патронов под сферическую пулю, 15750 патронов под пулю Нейсслера и 26 520 патронов под штуцерную пулю Тамизье. К началу 1855 г. во французском осадном лагере под Севастополем было накоплено 15 594291 патрон со сферической пулей, 1046525 патронов под пулю Нейсслера и 4023 530 патронов под штуцерную пулю Тамизье^[654]. Таким образом, на полях сражений Крымской войны основным французским ружьем по-прежнему оставался заряжавшийся с дула гладкоствольный мушкет, правда, в отличие от Наполеоновской эпохи, он был уже не кремневый, а капсюльный.

Весьма специфический опыт колониальной войны в Алжире сыграл с французами такую же злую шутку, какую индийский опыт сыграл с британцами. Став школой для офицеров и генералов, он уверил их в том, что храбрый, но недисциплинированный азиатский противник может быть сокрушен, если атаковать его с надлежащей энергией. Но этот казавшийся универсальным тактический рецепт мог принести много бед, в случае его опрометчивого использования при столкновении с армией великой европейской державы^[655].

Если говорить о британской армии, то основной массе английских войск, расквартированных в мирное время в метрополии, не хватало боевого опыта. Явным анахронизмом, подрывавшим профессионализм офицерского корпуса, выглядела практика торговли офицерскими патентами, позволявшая покупать чины до подполковника включительно, после чего дальнейшее чинопроизводство следовало уже по выслуге лет.

Однако во второй четверти XIX в. боевой опыт как британской, так и французской армии вытекал не столько из Наполеоновских, сколько из колониальных войн^[656]. Британская Индийская армия в англо-сикхских войнах 1840-х гг. получила разноплановый организационный и тактический опыт, во многом не уступавший французскому опыту, добытому в Алжире. Другое дело, что, в отличие от Франции, опыт британской Индийской армии оказался практически никак не востребован в метрополии. В 1815–1853 гг. командование британской армии, в первую очередь сам герцог А. Веллингтон, относилось к офицерам из Индии с подозрением, недоверием и высокомерием. Их значительный боевой опыт, по сути, ни во что не ставился, а потому ветеранов сикхских войн в штабе отправившейся в Крым армии лорда Д. Раглана практически не было^[657].

Несмотря на определенное предубеждение и снобизм в отношении офицеров колониальных войск, армия, расквартированная непосредственно на Британских островах, в 1830-1840-е гг. подверглась достаточно интенсивному, хотя во многом и поверхностному реформированию. В преддверии Крымской войны качество тактической подготовки войск удалось несколько улучшить за счет широкомасштабных маневров в учебном лагере около г. Чобем. Ряд отдельных полков и батальонов в пяти пехотных дивизиях, составлявших экспедиционную армию Д. Раглана, имели опыт Первой Опиумной войны 1839–1842 гг., завоевания Синда в 1843 г., Гвалиорской кампании 1843 г., Первой англо-сикхской войны 1845–1846 гг. и Кафрских войн 1846–1847 и 1850–1853 гг.^[658]

Десятилетиями британская армия ориентировалась на выполнение двух приоритетных задач: несение гарнизонной службы в колониях и отражение возможного французского десанта на побережье. Никто всерьез не готовился к решению проблем, связанных с организацией крупной заморской экспедиции. Для нее остро не хватало резервов^[659].

С точки зрения развития тактики Крымская война во многом оказалась затянувшимся эндшпилем Наполеоновской эпохи. Однако благодаря герцогу Веллингтону, оказывавшему огромное влияние на британскую армию вплоть до своей кончины в 1852 г., тактика английской пехоты в Крыму оставалась устаревшей даже по меркам Наполеоновских войн. Сомкнутые линии пехоты Раглана на Альме практически ничем не отличались от боевых порядков самого Веллингтона при Ватерлоо, своими корнями они явно уходили в XVIII в.^[660] Неслучайно, наблюдая за атакой англичан на Альме, французский генерал воскликнул: «…как при Фонтенуа!»^[661].