Читать книгу - "Парижские тайны царской охранки - Валериан Агафонов"

В июне 1905 года Азеф выдает Коноплянникову с ее динамитной мастерской, выдает затем и местоположение Брешковской в Саратове.

«Бабушка» не была арестована только потому, что один из саратовских охранников предупредил местных с.-р. о предстоящем аресте ее.

Азеф в начале августа 1905 года дает полиции указания об областном съезде с.-р. в Нижнем Новгороде и об организованном с.-р. покушении на нижегородского губернатора Унтербергера…

26 августа того же года член петербургского комитета партии с.-p. Ростовский получил письмо, принесенное ему в службу какой-то дамой, быстро затем ушедшей. Письмо это было написано и послано Л. П. Меньшиковым, старшим помощником делопроизводителя Департамента полиции. Доселе знаменитое письмо Меньшикова нигде не появлялось в том виде, в каком оно было действительно написано автором его. Копия, помещенная в «Заключении судебно-следственной комиссии по делу Азефа», — не полная и не точная.

Берем этот документ из неизданной записки Меньшикова:

«Товарищи! Партии грозит погром. Ее предают два серьезных шпиона. Один из них бывший ссыльный, некий Т., весной лишь вернулся кажется из Иркутска, втерся в полное доверие к Тютчеву, провалил дело Иваницкой, Старынкевича, Леоновича, Сухомлина, беглой каторжанки Акимовой, за которой потом следили в Одессе, на Кавказе, в Нижнем, Москве, Питере (скоро наверное возьмут), и многих других. Другой шпион недавно прибыл из-за границы, какой-то инженер Азиев, еврей, называется Валуйский; этот шпион выдал съезд, проходивший в Нижнем, покушение на тамошнего губернатора, Коноплянникову в Москве (мастерская), Веденяпина (привез динамит), Ломова в Самаре (военный), нелегального Че-редина в Киеве, «Бабушку» (укрывается в Саратове у Ракитнико-вых)… Много жертв намечено предателями. Вы их должны знать. Поэтому обращаемся к вам. Как честный человек и революционер исполните (но пунктуально — надо помнить, что не все шпионы известны и что многого мы еще не знаем) следующее: письмо это немедленно уничтожьте, не делайте с него копий и выписок. О получении его никому не говорите, а усвойте основательно содержание его и посвятите в эту тайну, придумав объяснение того, как вы ее узнали, только или Брешковскую, или Потапова (доктор в Москве), или Майнова (там же), или Прибылева, если он не уедет из Питера, где около него трутся тоже какие-то шпионы. Переговорите с кем-нибудь из них лично (письменных сношений по этому делу не должно быть совсем). Не разглашая секрета, поспешите распорядиться, — все, о ком знают предатели, пусть будут настороже, а также и те, кто с ними близок по делу. Нелегальные должны постараться избавиться от слежки и не показываться в местах, где они раньше бывали. Технику следует переменить сейчас же, поручив ее новым людям. Если не можете сделать все так как мы советуем, — ничего не предпринимайте, если же исполните все в точности, то уведомьте помещением в почтовый ящик ближайшего номера «Революционной России» с заметкой: «Доброжелателями исполнено». В этом случае последуют дальнейшие разоблачения».

Придя со службы домой, Ростовский передал это письмо нелегальному «Ивану Николаевичу», который у него был в гостях, то есть сделал как раз то, чего просил не делать Меньщиков из конспиративных соображений. «Иван Николаевич», прочтя письмо, заявил: «Т. — это Татаров, а Азиев, это я Азеф» (см. «С.-р.» — «Мое отношение к Азефу», «Былое», № 9,10, Париж) и решил немедленно ехать в Москву. По словам Меньщикова в тот же вечер Азеф был с копией этого письма у Рачковского, заведовавшего тогда политическим отделом Департамента полиции.

Здесь интересно отметить следующее. На следующий день Меньщикова позвал к себе Пятницкий, заведовавший тогда временно Особым отделом Департамента полиции, и сообщил ему о письме к Ростовскому. На вопрос же Меньщикова: «Кто же это Азеф?» — Пятницкий ответил: «Да разве Вы не знаете? — это же Филипповский, который проходил по теперешнему наблюдению за террористами, он теперь в самом центре партии». Слова Пятницкого еще раз подтверждают, что Департаменту полиции было очень хорошо известно то, что Азеф член боевой организации, и поэтому шпики вели за ним наблюдение как за террористом.

Побывав в Москве, Азеф сам привез письмо в Женеву центральному комитету.

Благодаря этому письму Татаров после непродолжительного расследования был признан провокатором и убит. На его убийстве настоял главным образом Азеф. Для него Татаров был опасен как конкурент по шпионской службе, где он мог стать для Департамента полиции не менее полезным, чем сам Азеф, так как за короткое время пребывания своего в партии Татаров успел уже настолько выдвинуться, что был кандидатом в центральный комитет, а с другой стороны, успел уже провалить террористов, готовивших покушение на Трепова. Кроме того, Азеф боялся, что Татаров еще до письма Меньщикова может узнать, что Азеф провокатор, и выдаст его революционерам. Татаров был убит, но Азеф сохранил свой пост и значение в партии с.-p., и в Департаменте полиции, письмо Меньщикова не поколебало доверия центрального комитета к Азефу…

После манифеста 17 октября настали «дни свободы», начавшиеся погромами евреев и интеллигенции.

Члены центрального комитета партии, жившие до тех пор в Женеве, приезжают в Россию и выпускают от партии с.-р. свой манифест о прекращении террора, написанный, по свидетельству многих, под влиянием Азефа.

Живут они почти открыто, выступают на собраниях, работают в редакциях с.-р. газет. Азеф конечно тоже живет в России.

«После роспуска военной организации по настоянию Азефа был уничтожен особый боевой комитет. Задача этого боевого комитета состояла в технической подготовке вооруженного восстания», членами этого комитета были Азеф и Савинков (Савинков. «Воспоминания», «Былое», № 1,1918 год).

В декабре — московское восстание. Из Петербурга посылается Семеновский полк усмирять его. Многим с.-р. приходит в голову мысль взорвать железнодорожные мосты, по которым будет проезжать поезд с солдатами, но найти с.-р. лабораторию и боевиков, могущих дать все нужное для взрывов, не смогли…

Во время московского восстания боевым комитетом решено было взорвать железнодорожный мост Николаевской железной дороги, чтобы забастовала Николаевская железная дорога, за которой, надеялись боевики, последует и забастовка рабочих Петербурга. «Мы передали его представителю (представителю железнодорожного союза. — В. А.) Соболеву бомбы и динамит, но покушение не состоялось, его участники едва не были арестованы на месте» (Савинков, «Былое», 1918 год, № 1).

«Все другие планы как, например, взрыв охранного отделения, взрыв электрических, телефонных и осветительных проводов, арест гражданина Витте и прочее тоже не могли быть приведены в исполнение боевым комитетом отчасти потому, что в некоторых пунктах намеченные места охранялись так строго, как будто полиция была заранее предупреждена о покушении» («Воспоминания». Савинков, «Былое», 1918 год, № 1).

Для подготовки восстания в Петербурге были устроены также «две динамитные мастерские» (Савинков, ibidem). Обе мастерские, не приступившие еще к работе, были арестованы в одну и ту же ночь. Штолтерфорт, Друганов, арестованные в одной из них, были сосланы на 15 лет в каторжные работы. Дора Влад. Бриллиант и Ни-колайнен сосланы в Сибирь, а Дора Бриллиант «после долгого заключения в Петропавловской крепости психически заболела и умерла в октябре 1907 года» (Савинков, ibidem).