Читать книгу - "Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота - Леонид Млечин"

В октябре Никита Хрущев разослал членам президиума ЦК записку «О перестройке партийного руководства промышленностью и сельским хозяйством». Он предложил революционную меру — разделить партийные и советские органы на промышленные и сельскохозяйственные. Так, в каждой области и крае вместо одного обкома и одного облисполкома появлялись два: один занимался промышленностью, другой — сельским хозяйством.

19 ноября открылся пленум ЦК. Хрущев произнес обширный доклад «Развитие экономики СССР и партийное руководство народным хозяйством». На следующий день доклад Хрущева о новых формах партийного руководства — разделении территориальных партийных и советских органов на промышленные и сельские — напечатали в «Правде». Он занял десять газетных полос.

«Первый день пленума, — записал в дневнике Твардовский, — доклад Никиты Сергеевича. Как всегда длинновато, не обязательно для пленума ЦК по техническим подробностям. Как всегда, главный интерес не в тексте, а в том, когда он отрывается от текста. Как обычно, хорош был огонь по частностям бюрократического идиотизма в промышленности…

Кого я ни спрашивал, так никто и не мог мне сказать, как оно все будет в смысле территориальном, при двойственности «бюро» и исполкомов советов, обкомов и бюро национальных партий. Но главное было не в этой «перестановке стульев». Слова «бюрократизм», «бюрократ» и синонимы их особенно зачастили и в тексте и, особенно, в отступлениях от него вплоть до:

«То, что у нас произошло в Новочеркасске, — результат бюрократического отношения к насущным нуждам трудящихся».

Это вообще впервые из уст правительства и партии о таких «происшествиях» у нас».

Твардовский не случайно отметил неожиданную откровенность Хрущева. О событиях в Новочеркасске в советской печати не говорилось ни слова. В опубликованном тексте доклада первого секретаря ЦК КПСС упоминание о Новочеркасске тоже отсутствовало.

Пленум ЦК по предложению Хрущева принял решение об образовании Комитета партийно-государственного контроля — на базе комиссии госконтроля Совмина и Комитета партийного контроля при ЦК.

Создавался орган с огромными, почти неограниченными полномочиями, получивший право контролировать и партийные органы, и правительство, и вооруженные силы, и даже КГБ. Комитет партийно-государственного контроля мог отстранить от работы любого работника своим решением или внести такое предложение в ЦК КПСС, если речь шла о номенклатурном чиновнике. Не слишком провинившихся работников штрафовали — на два-три оклада, это было и позорно, и накладно. Но главное — требовали от министерств и ведомств немедленно исправить выявленные недостатки. Министры не смели перечить Шелепину.

29 ноября 1962 года на президиуме ЦК рассматривали вопрос «О реализации решений ноябрьского пленума ЦК КПСС». Взял слово Шелепин:

— У нас по многим показателям система планирования устарела. Особенно на предприятиях легкой промышленности. Вот сейчас у нас, например, швейных изделий на три миллиарда рублей лежит на складах. Не берут, потому что устарели фасоны, не годятся. Все идет по валу: ботинки, например, не по фасону, а по весу, если подметка тяжелая сделана, значит, предприятию лучше. Я не знаю, какой подход найти. Это очень большой и сложный вопрос. Может быть, надо ряд комиссий создать. Может быть, Госплану поручить, чтобы они подумали и внесли свои предложения.

Руководители великой державы не знали, как наладить производство приличной обуви. Единственное предложение — создать множество комиссий, которые, может быть, что-то придумают… Никита Сергеевич, как обычно, поделился дореволюционным опытом:

— В старое доброе время частник — а за границей сейчас каждый магазин — объявлял, бывало, весной, когда переходили на летнюю форму, распродажу остатков зимних товаров. Потому что, во-первых, хранить ему было невыгодно, а во-вторых, устаревал фасон. И тогда со скидкой продавал. И он выручал деньги, которые пускал в оборот. А иначе они полгода лежали бы мертвым капиталом. Это торговцы, капиталисты хорошо усвоили, а наши бюрократы этого не знают, поэтому кончился сезон — валенки на склад и лежат там, а их моль бьет. Это, товарищи, дело местных партийных организаций. Надо, товарищи, заниматься торговлей. Ленин говорил, надо учиться торговать.

Хрущева все чаще тянуло на воспоминания. С одной стороны, это естественно для человека в возрасте. С другой — он инстинктивно сравнивал происходящее с прошлым и не мог понять, почему сейчас не удается то, что так легко получалось раньше?

— Я работал в Бауманском районе секретарем райкома, — рассказывал Никита Сергеевич. — Там есть швейная фабрика, раньше называлась имени Клары Цеткин, наверное, и сейчас так. Что они производят, какие фасоны — вот надо выставить и начинать производить. Устаревшее, то, что залежалось, надо с уценкой продавать, только с уценкой, потому что в этом году с уценкой не продашь, на следующий год большую уценку дашь или выбросишь. Я помню, бывало, мать ходила, когда объявляли продажу остатков ткани с уценкой. На платье надо четыре аршина, а там два аршина, в магазине ему не место, и немножко дешевле продавали. И покупали люди, которые экономно жили, не имели денег. Так же и с обувью. Один покупает нового фасона, а другой покупает на полтинник дешевле — старого фасона. Он сам понимает, что старый фасон, но говорит: на работу купил. У нас все это обюрократили.

9 января 1963 года на президиуме ЦК Хрущев опять держал речь об изменении структуры управления народным хозяйством. Перешел на личное:

— Я был в Туркмении, сегодня мне Малин счет показал. Они пишут в счете, что дали мне какую-то тужурку или жакет. Я жакета не получал. (Смех в зале.) Тут же цену указывают. Затем они пишут: ковер с портретом Хрущева стоит столько-то (смех), конь стоит столько-то плюс расходы на транспортировку коня, обеды стоят столько-то. Оформлено все чин чином. Это возмутительно! Так что имейте в виду, когда пригласят вас на обед, скажите — лучше сам привезу, дешевле будет стоить (смех), а на обед съел то, что мне на год хватит. Я говорю, счет счетом, хорошо, я буду отрабатывать, но не мог съесть на такую сумму. Конь — на конном заводе, он мне не нужен. И на сотню рублей медикаментов! (Смех.) Я не болел и никаких медикаментов не ел, а счет мне прислали. (Смех.) Был обед для парламентской индийской делегации, это тоже на мой счет. Я говорю, я с ними не обедал, я только их принимал, но не угощал.

— А они там обедали, — уточнил Фрол Козлов.

— У меня не обедали. Они в Туркмении обедали. И за мой счет. После войны товарищ Гречуха — был такой украинский президент, — напомнил Никита Сергеевич, — поехал в Черновцы и там обнаружил счет на две или три бочки пива, как будто он выпил. А у него язва желудка, он, кроме воды, ничего пить не может… Я теперь куда приеду, скажу — обедать буду один. Отдельный обед и отдельный счет. Мясо мне запрещено есть, а там я съел столько, что и за год не съем…

Несмотря на трудное продовольственное положение страны, начальники принимали друг друга с невиданной роскошью. Помощник первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Кирилла Мазурова вспоминал, как они с шефом приехали к соседям, в Киев: «Когда перед ужином заглянул в столовую, у меня помутилось в глазах. Стол был раскинут персон на двадцать. От края до края сплошной лентой стояли бутылки всех размеров, форм и расцветок, засургученные и сверкающие серебром и золотом. А вокруг закуски, сплоченные так, что и палец меж ними не вставишь. Сверкающий хрусталь, крахмальные салфетки, горы фруктов, кроваво-красные ломти арбузов».