Читать книгу - "Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других - Франсина-Доминик Лиштенан"

Но если верить Штелину, этот президент, которому в 1750 году предстояло стать казачьим гетманом, куда охотнее занимался украинскими делами, но в особенности интересовался так называемым слабым полом. Бразды правления Академией он фактически передал своему приятелю Григорию Теплову, асессору при канцелярии.

Как бы там ни было, в 1747 году Академии был присвоен устав. Ее годовой бюджет теперь достиг 53 000 рублей, то есть вдвое превысил сумму, некогда предусмотренную Петром Великим. Президент распоряжался ею по своему усмотрению. Сферы ведения канцелярии были оговорены исходя из прочно укоренившейся практики. Однако финальный параграф сего документа превосходил всякое разумение: президент получал право менять любое из его положений, как ему заблагорассудится. Следовательно, научные публикации ставились в зависимость от прихотей Разумовского. Что до канцелярии, она изнемогала под неимоверным наплывом бюрократической писанины, вносящей беспорядок и, по горькому замечанию Штелина, вредной для науки. Однако Разумовский рассылал крупные экспедиции к пределам отечества, поручая составлять точные описания того, что делается на его границах. Он поощрял воспитание молодых ученых, отбираемых сообразно их дарованиям, но и с учетом физической выносливости, ибо им предстояло выдерживать суровый климат самых северных областей империи.

Встреча Елизаветы с Иваном Шуваловым стала решающим фактором в развитии науки и культуры в России. Началось с того, что Ивана Ивановича назначили в пажи по случаю коронационных торжеств. Позже, повзрослев, он был замечен императрицей в 1747 году, когда она отправилась на богомолье в монастырь Святого Саввы. Три месяца спустя, во время нового паломничества, на сей раз речь шла об освящении храма в Новом Иерусалиме близ Москвы, он получил повышение — чин камер-юнкера. Несмотря на многочисленные приключения с женщинами, с этого момента он не покинет Елизавету до самой ее смерти в 1761 году.

Генерал-адъютант в двадцать семь лет, кавалер ордена Александра Невского, Иван Шувалов не занимал при дворе никакой официальной должности, но все знали, что он — тень государыни, ее уста, глаза и уши. Он был начитан, вечно с какой-нибудь книгой в руках, знал языки — продолжительное пребывание за рубежами страны сделало его полиглотом. По части культуры Иван Иванович превосходил большинство своих современников. Вопреки строгим религиозным понятиям своей госпожи он был франкмасоном, испытал на себе заметное влияние мыслителей-энциклопедистов, а потому усердно покровительствовал наукам и искусствам. В феврале 1757 года он заказал Вольтеру написать историю России и посулил помощь императорской Академии. Когда фернейский философ опубликовал первый том, не подвергнув его прежде русской цензуре, Воронцов в гневе писал Шувалову, что книга сия содержит самые пагубные понятия, отличается безбожным материализмом. Однако ничто не могло ослабить влияния этого фаворита на государыню.

Иван Шувалов вложил исключительно важную лепту в интеллектуальное развитие своей страны. Он никогда не позволял втягивать себя в политику, в 1758 году отказался от поста вице-канцлера, что отнюдь не мешало ему оставаться серым кардиналом императорского двора. Его величайшей страстью, если не считать женщин, были меценатство, пополнение блистательной частной библиотеки, а также коллекций живописи и скульптуры. Встреча Шувалова с Ломоносовым, состоявшаяся в том же году, что и его возвышение, имела последствия самые решающие: они совместно разработали несколько проектов образовательного характера, которые в конечном счете привели в 1755 году к основанию первого русского университета.

Елизавета возобновила свои заботы об улучшении начального и среднего обучения в России. В том, что касалось дворянского образования, она действовала как продолжательница своего отца. Некоторые представители знати все еще не желали примириться с петровскими реформами: они удалялись в свои поместья, носили традиционную одежду и не видели надобности в том, чтобы учиться читать и писать. Среди первых указов новой царицы было распоряжение, обязывающее местных правителей и воевод следить, чтобы дворянские мальчики от семи до одиннадцати лет получали эти знания. Указы подобного рода Елизавета возобновляла до 1760 года. На семьи, не желавшие учить своих детей, налагался штраф в 10 рублей — суммы, полученные таким манером, шли на приобретение книг для Славяно-греко-латинской академии в Москве.

Рост числа сторонников школьного обучения не укрылся от внимания иностранных наблюдателей. Уже в 1743 году царица выпустила указ, обязующий во всех приходах непременно обучать детей Закону Божию. Она основала несколько семинарий, одну из них — в Тобольске. В то же время до 1754 года только в кадетском корпусе и в Морском кадетском корпусе, среднее образование включало в свою программу языки и математику. Как одно, так и другое учебное заведение вмещало 350 воспитанников, обучение там длилось пять лет, а годовой бюджет доходил до 60 000 рублей. Если образование, которое обеспечивалось кадетам, вызывало у иностранцев единодушное восхищение, то в целом качество обучения русских по-прежнему оставалось невысоким. Большинство зарубежных дипломатов сетовало на ограниченность познаний тех, с кем приходилось иметь дело.

Знать и кое-кто из наиболее преуспевающих купцов стали призывать для своих детей франкоязычных наставников. Так Россия превратилась в истинное Эльдорадо для авантюристов всех мастей, поскольку родители учеников зачастую были не в состоянии проверить, насколько обширны познания приглашенных менторов. На эту тему возникало множество анекдотов. Андрей Болотов рассказывал, как его учитель довольствовался тем, что заставлял воспитанника переписывать и зубрить наизусть слова и выражения, не давая ему ни малейшего представления о грамматике и синтаксисе. Но, по правде сказать, этот господин Миллер восполнял пробелы в собственных познаниях, щедро расточая своему ученику оплеухи и подзатыльники. Ситуация сложилась столь нетерпимая, что Елизавета выпустила указ, обязывающий западных учителей проходить проверку в Академии паук или в Московском университете. Если они этого экзамена не выдерживали, им запрещалось заниматься преподаванием в России. Историк Шлецер, задавая вопросы одному из претендентов, попросил его дать точное определение слову «прилагательное». Тот ответил мгновенно, без запинки: речь, несомненно, идет о выдумке, недавно родившейся в голове какого-нибудь берлинского пли парижского академика, ведь когда он покидал свою родину, заявил соискатель места учителя, никто еще слыхом об этом не слыхал.

Начиная с 1750-х годов интеллектуальная и культурная Россия чем дальше, тем больше жила по французским часам, разрыв дипломатических отношений с Версалем не смог этому помешать. Некоторых такое положение вещей раздражало, слышались негодующие голоса, что это увлечение языком Расина, надобность его непременно учить побуждает маленьких русских забывать родной язык, а отсюда недалеко и до презрения к своей стране. Это поветрие особенно захватило обе столицы и портовые города. В провинции дворяне использовали для обучения своих чад бывших крепостных, получивших вольную и успевших набраться кое-каких знаний. Эти же сельские грамотен служили своим господам заодно секретарями, коль скоро сами помещики, за редким исключением, и читать-то не умели. Осмыслив все эти отклонения, Шувалов распорядился провести реформу русской грамматики, поручив эту задачу Тредиаконскому и Ломоносову.