Читать книгу - "«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I - Вера Мильчина"

Надеюсь, не стоит уточнять, что этот вопрос о деньгах не имеет никакого отношения к моим личным интересам: сам для себя я ничего не прошу до той поры, пока не сумею доказать, что я верный, преданный слуга. Если же я выдержу испытание, то буду полагаться на справедливый суд Его Величества.

Тут же, по-видимому, еще не покинув Петербурга, Бакье рассказывает о начале своих трудов: случайно узнав, что против России плетутся заговоры, он нанял собственных агентов и надзирал за их деятельностью, всячески остерегаясь столкновений с французской и русской (посольской) полицией; надзора первой, пишет он, удалось избежать, а второй просто не существует, поскольку русский посол в Париже Пален так честен и простодушен, что вместо того, чтобы проводить тайную разведку, действует открыто и обращается за сведениями непосредственно к председателю французского кабинета господину Моле! В своих разведывательных трудах Бакье пользовался помощью «распорядителя работ», которого он именует Сент-Альбеном. Псевдоним этот образован по той же модели, какую использовали актеры: мы уже видели в предыдущей главе, как Феликс Дево превратился в Дево-Сен-Феликса. Модель эта была столь продуктивна, что и Бенкендорф в переписке с агентами носил такие же водевильные псевдонимы: сам Бакье именовался Сен-Леже, его высокопоставленный корреспондент скрывался под именем Сен-Прё. Между тем это имя, как известно, носил герой знаменитого романа Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», любовник заглавной героини; по-видимому, оба корреспондента не сознавали, насколько комично такое именование. Что же касается так называемого Сент-Альбена, то он, по-видимому, работал во французском Министерстве иностранных дел на какой-то не очень высокой должности и имел некое отношение к дипломатическим курьерам.

Бакье трудился, у него было много хлопот: указать на то, что необходимо ужесточить контроль за въезжающими в Россию французами и за пребывающими во Франции русскими молодыми людьми, «падкими на обольщения либерализма»; предложить Бенкендорфу перечень французских газет, которые можно подкупить и помещать в них прорусские материалы; очернить одного французского журналиста, который хочет предложить свои услуги русскому правительству, а сам между тем является верным слугой правительства французского; заклеймить другого, «который поддерживает в своей Франкфуртской газете одновременно доктрины монархические и революционные и с равною охотою черпает из секретных фондов Франции и из казны России» (кстати, Шарль Дюран, главный редактор газеты «Journal de Francfort», в самом деле именно так и поступал, а в конце концов предал и тот, и другой лагерь и переметнулся на сторону принца Луи-Наполеона Бонапарта, к великому неудовольствию III Отделения, которое лишь после этого сочло «гибкость его ума, способного с равным искусством защищать и проповедывать самые противуположные мысли» примером «разительным и вредным»^[20]). Но это все побочное, главным же объектом наблюдений Бакье были поляки («поляки вообще, поляки-консерваторы и поляки-демократы») и прочие отщепенцы, замышляющие убийство императора. Некоторые из сообщаемых французским шпионом имен очень заинтересовали шефа жандармов: Бакье, например, писал о некоем Гиньяре, который «родился в Америке, долгое время жил в Брюсселе, но большую часть жизни провел во Франции. Человек он ловкий и решительный. Он должен отправиться в Санкт-Петербург через Германию и Пруссию под видом торговца украшениями» и убить императора, поскольку именно его на эту роль определил жребий (Бенкендорф фамилию повторил на полях и приказал сообщить приметы злодея начальникам всех губерний).

Бакье был отменным мастером шантажа. Через все его донесения красной нитью проходят две темы: во-первых, серьезность тех опасностей, которые грозят России, а во-вторых, исключительность сведений, какими он, Бакье, располагает на этот счет. Он всячески подчеркивал это в тот период, когда еще только искал благосклонности российской высшей полиции, а после зачисления на службу продолжал напоминать о своих незаурядных талантах. Некоторые пассажи из его донесений не могут не привести на память монологи Ивана Александровича Хлестакова: