Читать книгу - "Мария Башкирцева. Дневник - Мария Башкирцева"

Я говорила о ней как о святой, какой помню ее с тех пор, как поняла ее положение.

Было поздно, я пошла спать. У себя я бы поужинала, читала, писала.

Сегодня в восемь часов утра мы должны были уехать в Полтаву, но явилась Елена К., мать Паши, очень любезная, немного аффектированная.

Мы вместе пили чай и потом уехали. Отцу моему нужно быть в городе для председательства.

Холодно, по временам идет дождь. Гуляя, я зашла к фотографу; я снялась крестьянкой, стоя, сидя, в лежачем положении, как будто спящей. Мы встретили Г.

– Вы видели мою дочь? – спросил отец.

– Да, я видел ее…

– Лучше не найдешь, не правда ли? И нет, и не было подобной ей.

– Извините, были в те времена, когда существовал Олимп.

– Я вижу, что вы умеете говорить комплименты.

Этот господин довольно дурен собой, довольно черноволос, довольно порядочный, довольно светский, немного авантюрист, игрок и довольно честный человек. В Полтаве его считают самым образованным и порядочным человеком.

При первом морозе я надела мою зимнюю шубку; она была уложена и еще сохранила тот запах, какой имела в Риме, – и этот запах, этот мех!..

Заметили ли вы, что для того, чтобы перенестись в какое-нибудь место, достаточно вспомнить запах, воздух, цвет?.. Провести зиму в Париже? О! Нет!..

26 сентября

Я плачу от скуки; мне хочется уехать, я здесь чувствую себя несчастной, теряю время, жизнь, страдаю и раздражена до последней степени.

Эта жизнь меня измучила. Господи, Иисусе Христе, избавь меня от этой муки!

27 сентября

Вчера я была в отчаянии: мне казалось, что я на всю жизнь заключена в России; это приводило меня в неистовство, я готова была лезть на стену и горько плакать.

Мать Паши стесняет меня. Почему? Потому что она сказала несколько фраз, по которым я вижу, в каких восторженных выражениях ее сын говорил с нею обо мне. Когда же я стала настаивать на том, чтобы она уговорила его приехать, она ответила полушутя-полусерьезно:

– Нет, нет, пусть он останется там. Тебе здесь скучно, тебе нечего делать, и ты его мучишь; он приехал ко мне совсем рассеянный и измученный.

На это я отвечала с большой сдержанностью:

– Я не считаю Пашу таким человеком, который может оскорбляться дружелюбными шутками. Я шучу и немножко дразню его потому, что он мне близкий родственник, почти брат.

Она долго смотрела на меня и сказала:

– Знаете, в чем состоит верх сумасшествия?

– Нет.

– В том, чтобы влюбиться в Мусю.

Инстинктивно связывая эту фразу с другими, я краснею до ушей.

1 октября

Мы были у князя Сергея Кочубея. Отец оделся отлично, даже надел слишком светлые перчатки. Я была в белом, как на скачках в Неаполе, только шляпа была в черных перьях и такого фасона, который в России признан образцом хорошего тона; я не люблю этого фасона, но он подходит к случаю.

Имение князя в восьми верстах от Гавронцев – это знаменитая Диканька, воспетая Пушкиным вместе с любовью Мазепы и Марии Кочубей.

Особенно хорошо устроено было имение князем Виктором Павловичем Кочубеем, великим канцлером империи, замечательным государственным человеком, отцом нынешнего князя.

По красоте сада, парка, строений Диканька может соперничать с виллами Боргезе и Дориа в Риме. Исключая неподражаемые и заменимые развалины, Диканька, пожалуй, даже богаче, это почти городок. Я не считаю крестьянских изб, а говорю только о доме и службах. И это среди Малороссии! Как жаль, что даже не подозревают о существовании этого места. Там несколько дворов, конюшен, фабрик, машин, мастерских. У князя мания строить, фабриковать, отделывать. Но лишь только войдешь в дом, всякое сходство с Италией исчезает. Передняя убрана бедно в сравнении с остальными комнатами, и вы входите в прекрасный барский дом: этого блеска, этого величия, этого божественного искусства, которое приводит вас в восторг в дворцах Италии, нет и следа.

Князь – человек лет 50–55, овдовевший, кажется, года два тому назад. Это типичный русский вельможа, один из людей старого времени, на которых уже начинают смотреть как на существа иного рода, чем мы сами.

Его манеры и разговор сначала смутили меня, так как я успела уже отвыкнуть от общества, но через пять минут я была очень довольна.

Он повел меня под руку показать свои лучшие картины, через все залы. Столовая великолепна. Я села на почетное место направо, налево – князь и отец. Дальше сели несколько человек, которые не были представлены и скромно заняли свои места, точно средневековые ленники.

Все шло отлично, но вдруг у меня закружилась голова; я встала из-за стола, впрочем, когда уже кончили.

Войдя в мавританскую гостиную, я села, и мне чуть не сделалось дурно. Мне показывали картины, статуэтки, портрет князя Василия и его забрызганную кровью рубашку, висящую в шкафу, которому портрет служит дверцей. Нас повели смотреть лошадей, но я ничего не видела, и мы должны были уехать.

14 октября

Я получила из Парижа платья. Одевшись, я вышла гулять с Полем.

Полтава более интересный город, чем думают. Прежде всего, достойна внимания маленькая церковь Петра Великого. Она деревянная, и для сохранения ее сделаны снаружи стены из кирпичей, между ними и стенами церкви свободно помещается человек.

Рядом с церковью находится колонна на том самом месте, где государь, выиграв битву 1709 года, отдыхал, сидя на камне. Колонна вылита из бронзы.

Я вошла в старую деревянную церковь, стала на колени и три раза поклонилась в землю. Говорят, что если молиться так в церкви, где находишься в первый раз, то сбудется то, о чем молишься.

Продолжая осматривать достопримечательности, я отправилась в большой полтавский монастырь.

Он стоит на вершине второго холма. Полтава построена на двух холмах.

Там замечателен только деревянный иконостас, удивительной резной работы.

Тут же похоронен мой прадед, отец дедушки Бабанина; я поклонилась его могиле.

17 октября

Мы играли в крокет.

– Паша, что бы вы сделали с человеком, который бы меня оскорбил, смертельно оскорбил?

– Я бы убил его, – ответил он просто.

– У вас прекрасные слова на языке!!! Но вы смеетесь, Паша.

– А вы?

Он называет меня бесом, ураганом, демоном, бурей… Все это со вчерашнего дня.

Я только тогда становлюсь более спокойной, когда выражаю противоречивые мнения о любви.

У моего двоюродного брата замечательно широкие взгляды, и Данте мог бы позаимствовать у него божественную любовь к Беатриче.