Читать книгу - "Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка - Оксана Киянская"

По показанию же случайного свидетеля момента, «один из нижних чинов спрашивал у него, кому они присягают, но видя, что нижний чин пьян, он… удалился, а солдат, ходя, кричал: “теперь вольность”». Своеобразной была и реакция на «Катехизис» местных крестьян. «При выходе из церкви он (Сергей Муравьев-Апостол. – О.К.) им неоднократно читал упомянутые катехизисы… на что жители ему отвечали: “Мы ничего не знаем, нам ничего не нужно”», – доносил «по начальству» один из правительственных агентов.

«И как при сем случае солдатам дана была вольность, то оные на квартирах требовали вооруженною рукою необыкновенного продовольствия, сопряженного с грабительством хозяйственных вещей, водку же и съестные припасы брали без всякого платежа, с крайнею обидою для жителей»^[406].

Сергей Муравьев ошибался, считая, что сможет своим «Православным катехизисом» сделать солдат союзниками, восстановит рухнувшие во время избиения Гебеля отношения субординации. Официально объявленную полковым священником «вольность» они поняли по-своему – как позволение безнаказанно грабить окрестные селения.

* * *

Сергей Муравьев-Апостол, увидев, что «Православный катехизис» «на умы солдат не произвел ожидаемого впечатления, опять возобновил внушения свои на счет соблюдения присяги, данной Цесаревичу… и силою сего ложного убеждения преклонил солдат последовать за собою из Василькова», – констатировало следствие^[407]. Для того чтобы сохранить полк как боевую единицу, восставшие офицеры были вынуждены пустить в ход откровенную ложь.

Матвей Муравьев, подтверждая множество других показаний, признавал: «Во время мятежа говорили солдатам, что вся 8-я дивизия восстала, гусарские полки и проч., что все сии полки требуют великого князя Цесаревича, что они ему присягали – вот главная причина мятежа Черниговского полка».

Иван Сухинов вспоминал на следствии о некоем письме на французском языке, которое читали и переводили братья Муравьевы-Апостолы, сообщавшем, «что в столице вся армия в действии».

И даже за несколько часов до разгрома восстания, узнав о приближении правительственных войск, Сергей Муравьев, по словам очевидцев, убеждал подчиненных, что эти войска «следовали к ним для присоединения»^[408].

Первые три дня похода офицерам удавалось сохранить в полку подобие дисциплины – поскольку ложь они поначалу могли подкрепить военной силой. 30 декабря в Василькове «усилены были караулы у острога и казначейства; наряжен оберегательный караул к дому, занимаемому Гебелем; отдан был приказ на всех заставах никого не впускать в город и не выпускать из него без ведома и разрешения брата», – вспоминает Матвей Муравьев.

Ему вторит Иван Горбачевский: «При самом начале один рядовой, сорвавший платок с головы женщины, провожавшей его как доброго постояльца, был немедленно строго наказан при всех его товарищах». По распоряжению лидера мятежа при приближении полка «к каждой корчме» посылались унтер-офицер и двое рядовых – «с строгим приказанием ставить у дверей корчмы часовых и никого не впускать в оную»^[409].

Однако солдатский бунт, начавшийся вскоре после чтения «Катехизиса», быстро похоронил все надежды на бескровную военную революцию. Ситуация стала стремительно сдвигаться в сторону неуправляемого сценария событий. Муравьев приказал мятежным ротам покинуть город.