Читать книгу - "Война кланов. "Черный фронт" против НСДАП - Андрей Васильченко"

После разрыва отношений с братом Грегор Штрассер с головой ушел в политическую работу. После Гитлера он был самой деятельной фигурой в нацистском движении. Грегор был главным мотором гитлеровской партии. Однако попытка Штрассера модифицировать партийную программу изнутри, сделав больший упор на антикапиталистические положения, чем это было сформулировано в версии 1920 года, переориентировать Гитлера, закончилась неудачей. Помышлял ли Штрассер о большем, надеялся ли подорвать позиции Гитлера как вождя, остается неясным. Он был гораздо более яркой личностью, чем все другие нацистские лидеры, и больше них годился на роль вождя, но совсем иного склада, чем Гитлер. Он обладал несравненно более прямым характером, был талантливым организатором и хорошим оратором, но ему недоставало харизматической силы Гитлера. Штрассер был не из того теста — из таких, как он, не творят мифы. Он понимал превосходство Гитлера и все более отодвигался на второй план.

Вопреки распространенному мнению Грегор Штрассер не отказался окончательно от своих социалистических принципов. Об этом говорит хотя бы одна статья, опубликованная в начале 30-х годов. В ней Грегор вполне открыто заявил: «Мы, национал-социалисты, враги, заклятые враги существующей капиталистической системы с ее эксплуатацией экономически слабых… и мы полны решимости во что бы бы то ни стало уничтожить эту систему». Геббельс придерживался той же линии в качестве гаулейтера Берлина и бросил вызов коммунистам в одной из их твердынь, одновременно используя свой талант пропагандиста, чтобы атаковать «денежных боровов капиталистической демократии». Грегор Штрассер остался в партии и продолжал иметь определенное влияние. Возможно, он сделал это намеренно, чтобы, когда придет час, имелась альтернативная Гитлеру кандидатура «социалиста». От своих идей он не смог отказаться до конца: «Народ протестует против экономической системы, которая мыслит лишь в категориях денежных купюр… У нас в стране значительная антикапиталистическая тяга. Она естественным протестом против разлагающегося общества…» (Из выступления Штрассера по радио 14 июля 1932 года.)

Гитлер нередко использовал антикапитализм Грегора Штрассера даже с выгодой для себя. Вот хотя бы один пример. Осенью 1928 года руководство главной консервативной силы страны — Немецкой народно-национальной партии — перешло в руки Альфреда Гугенберга, фанатичного, амбициозного и авторитетного короля прессы, который сколотил состояние на инфляции и построил себе целый комплекс газет, агентств, а также ведущую немецкую кинокомпанию «УФА». Ему было гораздо важнее использовать все эти средства, чтобы влиять на умы и внедрять свои реакционные взгляды, нежели приумножить капитал. Он поставил себе цель уничтожить «социалистическую республику», подорвать влияние профсоюзов и противопоставить классовой борьбе низов классовую борьбу верхов. Ради этого он готов был пожертвовать громадные суммы, изъяв их из партии в знак протеста против политики Гугенберга, но его интересовали не они, а возможность привлечь на свою сторону массы, и он полагал, что в лице Гитлера обрел того человека, который сделает это для него.

Гитлер блистательно воспользовался предшествующим случаем. Сначала он достаточно сдержанно встретил предложение Гугенберга объединить усилия и начать совместную кампанию против плана Юнга: он знал, что сопротивление окажут не только радикально настроенные члены партии, но и многие верные нацисты, встревоженные тем, что он якшается с заклятым врагом не только профсоюзов, но и любых правительственных мер и реформ. И если ему следовало принять предложение Гугенберга, то лишь на его, Гитлера, собственных условиях: полная свобода ведения кампании и передача нацистам значительной доли средств, отведенных на ее финансирование. Когда эти условия были приняты, в качестве последнего штриха Гитлер выдвинул еще одно условие: назначить Грегора Штрассера, зарекомендовавшего себя заклятым врагом капиталистов, представителем нацистской партии в объединенный финансовый комитет. Мало кто из нацистских лидеров одобрял эту сделку Гитлера, но он сумел убедить их, что следует проявить терпение и посмотреть, что будет. И в самом деле, никто из них не заявил открытый протест и не подал в отставку.

В 1932 году Гитлер назначил Штрассера руководителем имперской организации нацистской партии, что не помешало им постоянно ссориться. На выборах 31 июля 1932 нацисты получили 230 депутатских мест, став сильнейшей партией в рейхстаге. Гитлер собирался было назначить Штрассера руководителем нацистской фракции, но в последний момент остановил свой выбор на Германе Геринге.

Со временем Грегор Штрассер стал фактическим руководителем всех избирательных кампаний, проводимых нацистами. Основным орудием в арсенале нацистской пропаганды были массовые митинги. В течение почти каждой избирательной кампании проводилось более 300 митингов в день в больших и малых городах всей Германии. Гитлер, Геббельс и Штрассер объездили всю страну, выступая на крупнейших митингах. Выступления тройки партийных лидеров изобиловали шаблонами: «Мы находимся на поворотной точке немецкой истории! — кричал Гитлер с украшенной цветами трибуны. — Мы сражаемся сегодня! Мы будем сражаться и завтра!» Направление, в котором старались действовать нацисты, было неясным. Тем не менее поток слов и эмоциональность выступлений зачаровывали людей. Скоро, обещал Гитлер, жизнь снова приобретет значение и цель и немецкий народ опять почувствует «радость в своих сердцах». Для достижения большего эффекта таких речей в городах расклеивали плакаты, разбрасывали листовки, приглашали на смотр легионов СА, распевавших на улицах «Пробудись, Германия!». 50 тысяч пластинок с записями выступлений было распространено в ходе кампании. И из репродукторов на улицах, и с грузовиков звучали обращения нацистов. Существовали даже пропагандистские фильмы: их необычайность привлекала внимание как горожан, так и сельских жителей. Большую часть этой риторики, произнесенной, напечатанной, записанной на пластинки либо отснятой в фильмах, можно свести к одному сообщению: «Адольф Гитлер — наша последняя надежда».