Читать книгу - "Охота на либерею - Михаил Юрьевич Федоров"

— Ишь ты какой быстрый, — сказал Василий, — а кашей-то угостишь?

— Как будет готова — подходите к котлу, не обижу.

И десятник, больше не задерживаясь с ними, куда-то убежал. Василий благожелательно хмыкнул и направил Дымку в указанное место. Пока устанавливали сороку у бойницы, подоспела каша, и вскоре Василий, Егорка и Мелентий сидели вокруг своего котелка и хлебали пропахшее дымом варево.

Глава 17

ОБМАН

Москва и западные пределы Русского царства

После ухода в Серпухов последнего отряда в Москве стало совсем тихо. К полуночи и в кремле все угомонились. Окольничий Иван Челяднин, сотник Наум Соколов и полтора десятка стрельцов, освещая себе путь факелами, спустились в подземелье и стали выносить наверх сундуки с книгами и свитками. Некоторые были такими тяжёлыми, что четверо крепких стрельцов едва могли дотащить их из каморки до выхода из подземелья. Там их подхватывали другие и грузили на телеги.

Погрузка продолжалась довольно долго. Окольничий остался внизу, следя, чтобы стрельцы вынесли из подземелья все сундуки и отдельные книги, не упустив ничего. Наконец, когда всё подняли наверх, он вышел к обозу и пересчитал сундуки на телегах, сверяясь со списком. Потом достал из-за пазухи печать и бадейку с застывшим сургучом. Наум пламенем факела нагрел бадейку, и окольничий стал запечатывать сургучом каждый сундук, прикладывая царскую печать с двуглавым орлом.

Петер стоял и молча наблюдал за всем этим действом. Когда всё было закончено, окольничий коротко бросил:

— Ждите.

И ушёл наверх, в палаты. Спустя некоторое время он вернулся с царём, которого сопровождал Пётр Иванович. Было видно, что, несмотря на позднее время, Иван Васильевич ещё не ложился. Он подошёл к обозу, молча посмотрел на сундуки, потом жестом подозвал к себе крестника и начальника стрельцов. Нахмурив брови, долго смотрел им в глаза, потом произнёс:

— Вы уж постарайтесь, ребятушки, доведите обоз до нужного места в целости и сохранности. Большая мудрость в книгах этих, да грех на мне — в заботах повседневных всё недосуг было разобрать да к делу приспособить. Эх! Даст Бог, всё закончится хорошо — вот тогда и разберёмся. При всех обещаю: лучших писцов посажу списки с греческих и латинских книг делать. Да и с басурманских тоже. Чтобы в случае пропажи бабкиного наследства остались для поколений грядущих. А если не найдётся на Руси человека, знающего язык, на котором они написаны, — доставлю откуда угодно. Хоть из Неметчины, хоть из Персии, хоть даже из китайской земли, хоть и нет у нас пока прямого пути туда. Потому что негоже, когда вековая мудрость втуне лежит.

— Не беспокойся, государь, — сказал Петер, — головы сложим, а книги доставим куда ты велел.

Он проделал большую работу. Каждый день намекал царю, что исход битвы неизвестен, а книги неплохо бы и убрать подальше из Москвы. Петер хорошо выбрал время. А в ночь перед уходом последнего отряда прямо заявил, что время уже не терпит и вывозить книги надо прямо сейчас. Иван Васильевич тогда в знак согласия молча кивнул ему. Как и ожидал Петер, старшим над стрельцами царь поставил его — дабы разместить книги в подобающих условиях. Никто лучше него это сделать не мог.

— Хорошо, — ответил царь, — да только лучше бы и головы на плечах сохранить.

— Пора выступать, — осторожно заметил окольничий, — уже далеко за полночь. Надо бы до рассвета подальше от Москвы отойти.

Он был недоволен, что во главе отряда, сопровождающего обоз с книгами, поставлен царёв крестник, но поделать ничего не мог. Успокаивал себя только тем, что путь до Волока Ламского[124], где предстояло временно разместить книги, недолог, а тамошний воевода был ему известен как дельный и суровый начальник.

— С Богом, — перекрестил стрельцов царь, — ступайте. Крестник, ты за старшего будешь!

Первый возница причмокнул языком и дёрнул за вожжи. Телега тронулась. За ней потянулись другие. Лошади, привычные к хождению в обозе, шли друг за другом, покачивая косматыми головами. За обозом шагали стрельцы, ступая как в дальнем походе — небыстро и размеренно. Царь и окольничий дождались, пока все они скрылись за кремлёвскими воротами, но долго потом ещё вслушивались в ночную тьму. Когда топот сапог и лошадиное фырканье наконец утихли, царь сказал:

— Громко идут.

— Так ведь, государь, тридцать телег и сотня стрельцов. Как тут негромким быть?

— Всё равно громко.

— Ночь, Иван Васильевич. А ночью все звуки громче кажутся.

— Как думаешь, успеют вернуться до битвы?

— Кто знает… Сейчас непонятно, какая дорога будет длинной, а какая короткой. Если всё хорошо, то, конечно, успеют.

— Утром сторожа должны вернуться.

— Ложись спать, Иван Васильевич. Чаю я, деньки приходят — не знаешь, когда и выспаться получится. А сторожа вернутся — я тебя разбужу да и доложу всё, что они разведают.

— И то верно, Иван.

Они повернулись и взошли на высокое крыльцо Большой палаты.

Обоз вскоре вышел из Москвы. Обгорелые руины, которые за год так и не разобрали полностью, остались позади. Городских стен не было, и восстанавливать их даже не начинали. На первой же заставе у окраины города обоз остановили:

— Кто такие?

Наум вышел вперёд:

— Это я. Сотник московского стрелецкого полка Наум Соколов. Со мной царёв крестник Пётр Иванович Немчинов.

Старший из охранявших заставу стрельцов, низкорослый смуглый крепыш в вишнёвом кафтане подошёл к нему и осветил факелом лицо. Потом так же внимательно рассмотрел царёва крестника:

— Верно. Что везёте и куда направляетесь?

— Везём поклажу, а направляемся вдаль.

— Посмеяться решил? — нехорошо усмехнулся крепыш.

Вперёд выступил Петер:

— Стрелец, какие у тебя сомнения? И сотника, и меня ты знаешь. Может, передать царю, что приказ пропустить обоз ты хотел бы услышать от него самого?

Старший усмехнулся:

— А ты меня не пугай, царёв крестник. Я много раз бывал в таких передрягах, так что моли Бога, чтобы тебе ни разу в жизни в них не оказаться. А спрашиваю для порядка. Сейчас некоторые бояре бегут из кремля и скарб свой вывозят, чтобы татарам не достался. Вот мы их и останавливаем, чтобы они своей трусостью сумятицу не подымали.

— Мы по царёву приказу идём. Вот смотри: печати на сундуках царские.

Старший подошёл к первой телеге и осветил сундук. Убедившись, что его не обманывают, обернулся к страже и крикнул:

— Печати орлёные! Пропускай.

Стрельцы расступились, давая лошадям и людям проход. Петер встал рядом со старшим стрельцом и молча наблюдал, как мимо катятся телеги. Когда прошла последняя и возле них топала сапогами сотня Наума Соколова, сказал:

— Ты хорошо служишь, стрелец. Я обязательно доложу