Читать книгу - "Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения - Екатерина Глаголева"

Местные особенности. — За столом. — Студенческий рацион. — Злоупотребления

Эпоха глобализации приучила нас к тому, что, куда бы мы ни приехали, даже на другом континенте, мы всюду найдем привычную еду, средства передвижения и никого не удивим своим внешним обликом или костюмом. Однако в интересующее нас время всё было иначе и даже переезд в соседний город оборачивался сменой культурной среды.

Например, в Женеве потешались над длинными патлами Феликса Платтера, уроженца Базеля. Чтобы на него не показывали пальцем, пришлось ему, не стригшемуся с детства, пойти к цирюльнику. Во Франции с Феликсом приключился другой конфуз: в харчевне хозяйская дочка хотела его поцеловать, а он стал отбиваться, чем всех развеселил: оказалось, здесь так принято здороваться. В Монпелье он приехал к началу сбора оливок и в первое утро, разбуженный шумом, увидел крестьян с палками, шедших отрясать оливки, и испугался, приняв их за солдат с пиками. В начале декабря 1556 года так похолодало, что в окрестностях Монпелье кое-где образовался лед. Студенты-немцы отправились кататься на коньках, чем сильно удивили французов.

Но разве можно сравнить это удивление с тем культурным шоком, который испытывали уроженцы «Московии», попав в «просвещенную Европу»! Всё казалось им диковинным; трудно было понять, что важно, а что нет, что нужно перенять, чему и как учиться. Князь Борис Куракин, учившийся в Венеции, оказался в 1705 году в Голландии. Вот как он описывает памятник Эразму в Роттердаме: «Сделан мужик вылитой медной с книгою на знак тому, который был человек гораздо ученой и часто людей учил, и тому на знак то сделано».

Сложнее всего было привыкнуть к иноземной пище и манерам поведения за столом. Например, французы в XVI веке ели суп руками: вычерпывали гущу, а потом выпивали бульон. («Король-солнце» Людовик XIV даже в конце XVII века не пользовался столовыми приборами и ел руками соусы; веком позже дочери Людовика XV пили бульон из тарелок через край.) На постоялых дворах на весь стол был один нож, прикованный цепью, которым пользовались по очереди, и больше никаких приборов. А в Швейцарии тогда все ели ложками. Когда один студент из «немцев» потребовал у служанки ложку, та не понимала, чего от нее хотят; постоялец вспылил, думая, что над ним издеваются; его уняли с большим трудом.

Зато перед Великим постом на юге Франции было принято разбивать глиняную посуду, употреблявшуюся для подачи мяса, и покупать новую — под рыбу.

В Испании, отметил для себя Томас Платтер в 1596 году, всё отличается от Франции: обычаи, одежда женщин, форма бокалов (из них можно пить лишь маленькими глотками); каплунов не шпигуют салом, а поливают растопленным.

Впрочем, какие каплуны! Студентам, которых не подкармливали родственники, приходилось класть зубы на полку. Рабле рассказывает, на каком жалком пайке сидели постояльцы Коллегии Монтегю: младшим полагалось давать за обедом и ужином по куску хлеба и по одному яйцу или по половине селедки. Пить разрешалось одну воду. Старших кормили лучше. Им выдавали треть пинты вина, 1/30 фунта масла, блюдо дешевых овощей, варенных без мяса, целую селедку или пару яиц и на закуску кусочек сыра. В Ланском коллеже бурсаки отдавали объедки со своего стола бедным однокашникам-землякам.

Проживавшие на частных квартирах харчевались лучше, но не роскошно. Феликс Платтер без особого воодушевления вспоминает, чем его кормили у аптекаря Лорана Каталана из Монпелье: «В доме моего хозяина жили скудно; кухня была испанская, не говоря уж о том, что мараны не употребляют в пищу те же продукты, что и евреи. В скоромные дни на обед ели похлебку с капустой из баранины, редко — из говядины, бульона было мало. Похлебку ели руками, каждый из своей тарелки. На ужин всегда подавали салат и немного жаркого, от остатков ни у кого не было несварения желудка. Хлеб в достаточном количестве и вкусен; вина дают немного, оно темно-красное, его сильно разводят водой. Служанка сначала наливает вам воды, сколько попросите, а потом добавляет вина. Если не допьете, она остальное выльет; вино здесь не хранится больше года и быстро превращается в уксус».

И без того неизбалованные разносолами школяры были обязаны еще и соблюдать посты, питаясь сушеной треской, гнилой селедкой и прогорклым китовым жиром.

«С Пепельной среды, — вспоминает Платтер, — начинался Великий пост, во время которого запрещалось под страхом смерти есть мясо и яйца. Правда, мы, немцы, тайком нарушали этот запрет. Тогда-то я и научился намазывать лист бумаги маслом, разбивать сверху яйца и поджаривать всё это на углях. Из осторожности мы не пользовались никакой кухонной утварью. На протяжении всего Великого поста я бросал на пол в своем рабочем кабинете скорлупу от яиц, которые жарил на свечке на промасленном листе бумаги. Позже служанка нашла кучу скорлупы и рассказала хозяйке…»

Хозяева не стали доносить на постояльца-лютеранина, но ему пришлось отказаться от кулинарных экспериментов.