Читать книгу - "Михаил Орлов - Александр Бондаренко"

Неудивительно — это было вполне в духе времени, — что в России, и прежде всего в Петербурге, стали возникать разного рода тайные общества. Наибольшей известностью в то время пользовался Союз спасения, как обычно называли Общество истинных и верных сынов Отечества, образованный гвардейскими офицерами 9 февраля 1816 года. Замысел его создания принадлежал Александру Муравьеву, ставшему к тому времени полковником Гвардейского Генерального штаба.

В весьма объёмистой «записке», адресованной из камеры Петропавловской крепости императору Николаю I, Орлов так охарактеризовал это общество:

«Я узнал, что образовалось общество молодых людей, большей частью гвардейских офицеров, которые также были в восторге от успехов Туген-Бунда и работали в том же направлении. Я сблизился с ними, но в общество не вступил. Один лишь Новиков установил со мной связь. Он был одним из организаторов… Их устав, который я, впрочем, прочитал только несколько лет спустя, был скопирован с устава Туген-Бунда. Все филантропические и либеральные взгляды, изложенные в нём, представляли набор неудобоваримых фраз, которые трудно было читать и ещё труднее понять. Это было нечто тяжёлое, скучное, не возбуждающее работу ума… Молодые люди, входившие в общество, называвшееся “Союзом благоденствия”, руководствовались тогда исключительно либеральными идеями, в которых не было ещё ничего революционного. Кроме того, они считали себя большой силой, и это убеждение делало их очень активными…»

Умница был всё-таки Орлов, и человек благородный! Выгораживал своих товарищей, как мог. Если ему поверить, то в деятельности Союза спасения не было ничего не только противозаконного, но и серьёзного. Собирались, либеральничали, говорили заумные речи… И кавалергардский ротмистр Михаил Лунин не предлагал ещё осенью 1816 года встретить Александра I своим «обречённым отрядом» в масках на Царскосельской дороге, и не было никакого «московского заговора», когда егерский капитан Иван Якушкин^[157] предлагал принять на себя честь цареубийства… А ещё очень жаль, что единственный, как следует из «записки», «контакт» Орлова в рядах Союза спасения — Михаил Новиков^[158], его соратник по Ордену русских рыцарей и племянник знаменитого просветителя, — уже умер, так что подробности спросить не с кого…

Хотя историки рассказывают о взаимоотношениях Михаила Фёдоровича с сочленами Союза спасения несколько по-иному:

«Вскоре… в истории тайного общества произошло знаменательное событие — встреча с “Орденом русских рыцарей”. В документальном материале нет расхождений по вопросу о времени этой встречи… дело произошло примерно в феврале 1817 г. Переговоры вели между собой только Орлов и Александр Муравьёв. Они “открылись друг другу” и каждый “стал уговаривать другого вступить в своё общество”, — показывает Никита Муравьёв. Хотя конечные цели и были признаны обоими конспираторами в какой-то мере близкими, но слияние обществ не состоялось: “Переговоры сии кончились тем, что они обещались не препятствовать один другому, идя к одной цели, и оказывать себе взаимные пособия”, — показывает Никита Муравьёв… Однако после этой встречи “Орден русских рыцарей” прекратил своё существование, исчерпав себя, а перед Обществом истинных и верных сьшов отечества лежал путь длительного и успешного развития».

Признаем, что не так чтобы уж очень длительного, но для нас сейчас главное состоит в том, что объединения двух тайных обществ не произошло…

Михаил Фёдорович свидетельствовал:

«Так я и уехал, получив назначение на должность начальника штаба 4-го корпуса, и по прибытии на место я оказался всецело поглощённым своими обязанностями, заставившими меня оставить всякую мысль об обществе. Я перестал следить за деятельностью этих молодых людей, и ваше величество скоро увидит, что, собственно, не за чем было и следить».

Сделаем вид, что мы поверили, и отправимся вослед за генералом в Киев…

* * *

Хотя есть ещё то последнее, о чём всё-таки можно рассказать, повествуя об очередном недолгом петербургском периоде жизни Михаила Орлова. Именно тогда по рукам столичного общества прошелестела злая эпиграмма юного Пушкина: