Читать книгу - "Прерванный полет "Эдельвейса". Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г - Дмитрий Дегтев"

12 и 13 октября основная часть VIII авиакорпуса Фибига вернулась с Кавказа на базы вокруг Сталинграда. 14 октября, в преддверии решающего наступления на тракторный завод им. Дзержинского, немецкая авиация совершила новый массированный налет на город. В 5.00 по московскому времени на развалины заводских корпусов посыпались тонны зажигательных, фугасных и осколочных бомб. «Штуки» из StG2 «Иммельманн» наносили фактически точечные удары. «Рихтхофен заставил нас понять, что наша эскадра должна проводить бомбометание с особой точностью во избежание опасности для наших войск, находящихся близко к цели, – вспоминал командир эскадры майор Хоццель. – Мы могли бы не рисковать, а бомбить с высоты 4000 метров из-за широкой площади объекта. Однако нам приходилось пикировать до минимальной высоты, сбрасывая бомбы прямо над крышами… Мы загружали каждый самолет одной 500-кг бомбой с взрывателем замедленного действия для крыши[177]. Каждый самолет также нес две 250-кг бомбы под крыльями, так что каждый нес нагрузку в 1000 кг»[178].

Такая тактика напоминала своеобразную жемчужную нить, когда одна «Штука» еще подходила к городу, вторая приближалась к цели, третья пикировала, четвертая уже выходила из пике, только что сбросив бомбу, пятая набирала высоту, шестая уже удалялась к базе и т. д.

Советская зенитная артиллерия, стрелявшая по пикирующим Ju-87 с обоих берегов Волги, доставляла много хлопот немецким летчикам. Однако потери от ее огня оставались минимальными. В частности, эскадра «Иммельманн», осуществляя до 500 вылетов ежедневно, теряла в среднем по одной «Штуке». То есть на каждую 1000 самолето-вылетов Ju-87 приходилось две потери.

14 октября штурмовики, по словам Хоццеля, действовали как «нитка с жемчугом». «Штуки» одна за другой приближались к цели, затем переходили в пике, отвесно неслись вниз и сбрасывали бомбы на длинные заводские корпуса. «Ни единая бомба не пропустила свою цель», – хвалился он. Один из солдат немецкой 389-й пехотной дивизии в ожидании приказа атаковать писал: «Все небо заполнено самолетами, артиллерия стреляет, бомбы сыплются с неба, ревут сирены. Сейчас мы поднимемся из окопов и примем участие в этом чудовищном представлении». Находившийся с другой стороны линии фронта командующий 62-й армией генерал Чуйков так описывал это октябрьское утро: «То, что я увидел на улице, особенно в направлении тракторного завода, трудно описать пером. Над головой ревели пикирующие бомбардировщики, выли падающие бомбы, рвались снаряды зениток, а их трассирующие траектории расчертили небо красным пунктиром. Кругом все гудело, стонало и рвалось. Пешеходный мостик через Денежную протоку, собранный из бочек, был разбит и отнесен течением. Вдали рушились стены домов, полыхали корпуса цехов тракторного завода».

Всего в первый день наступления на тракторный завод и опорные пункты вокруг него было сброшено 600 тонн фугасных и осколочных бомб. Однако уже вскоре тому же Хоццелю пришлось убедиться в тщетности своих усилий. Несмотря на сильные бомбардировки района завода, немецкие пехотные подразделения все равно сразу же столкнулись с ожесточенным сопротивлением и даже контратаками, как будто «Штуки» сбрасывали не бомбы, а банки с водой!

Тем не менее 6-й армии удалось захватить большую часть тракторного завода и выйти к Волге напротив острова Зайцевский. «В Сталинграде достигнуты хорошие успехи,, – писал Рихтхофен следующей ночью. – Русские были явно застигнуты врасплох. Мы достигли Волги на фронте в три километра».

Гитлер был в восторге, полагая, что Сталинград окажется в его руках в течение нескольких дней. Накануне, утром 14 октября, он издал приказ всем войскам на Восточном фронте, за исключением тех, что сражались в Сталинграде и наступали на Туапсе и Грозный, подготовиться к зиме на позициях, которые они занимали: «В этом году летне-осенняя кампания закончена, за исключением проводящихся в настоящее время операций и еще планируемых». Фактически это был приказ, как писали в советских учебниках истории, о переходе к стратегической обороне. Фюрер официально признал, что конечная цель наступления не достигнута, и решил, так сказать, довольствоваться малым. Как-никак один район нефтяных месторождений захвачен, Кубань и Донбасс тоже в его руках, советский флот на Черном море загнан в его юго-восточный угол. Хотя сам он не дошел до бакинской нефти, зато отрезал от нее Сталина. Ибо немецкие войска стоят на Волге, а железная дорога в Казахской степи парализована ударами люфтваффе. В общем, все не так уж плохо. Теперь главное – все это удержать, попутно продолжая наступления на нескольких участках. «Каждый командующий и нижестоящие офицеры должны быть убеждены в священном долге стоять до последнего, – говорилось в приказе Гитлера. – Даже если противник обошел его справа и слева, даже если его часть отрезана, окружена танками и окутана дымом».

Большую роль по-прежнему играли зенитные подразделения люфтваффе. 88-мм пушки пробивали массивные отверстия в бетонных и кирпичных стенах заводских корпусов и подавляли огнем пулеметные гнезда. «Это фантастическое зрелище, – писал командир 9-й зенитной дивизии генерал-майор Пиккерт 17 октября. – Абсолютно ничего в пригороде не избежало уничтожения. Мы произвели несколько тысяч выстрелов там, включая множество противотанковых снарядов, используемых против самых крепких зданий»[179].

Между тем немецкие бомбардировщики продолжали каждый день утюжить позиции 62-й армии и артиллерийских батарей на больших островах, расположенных на Волге восточнее Сталинграда. Гауптман Бётхер, приближавшийся в очередному «юбилею», 16 октября совершал свой 394-й боевой вылет. В 12.44 он поднялся в воздух с тяжеленной 2,5-тонной бомбой под фюзеляжем. Полеты с такими боеприпасами были делом экстремальным, самолет долго гнал по взлетной полосе, а потом летел в воздухе немного перекошенным, поскольку бомба подвешивалась не прямо под серединой фюзеляжа, а немного смещенно к двигателю. Зато взрывы подобных фугасок не только приводили к огромным разрушениям, но и оказывали сильное моральное воздействие на оборонявшихся, вызывая настоящее землетрясение. На следующий день Бётхер, для которого бомбы такого калибра были привычными, сбросил на Сталинград еще одну SC2500[180].