Читать книгу - "Бенито Муссолини - Кристофер Хибберт"

Никто не может править так долго и требовать от людей таких больших жертв, не вызывая при этом негодования.

Машина Муссолини съехала вниз по почти безлюдной улице Салариа сквозь палящий зной тихого воскресного дня и въехала сквозь открытые чугунные ворота на площадку перед виллой Савойя. Она остановилась у портика. Ее водитель Эрколе Боратто с удивлением увидел, что король в форме маршала Италии стоял на лестнице с сопровождавшим его адъютантом. Он сошел с лестницы, чтобы приветствовать прибывших, при этом улыбаясь и протягивая руки. Ничего подобного Боратто до сих пор не видел. Король и Муссолини направились в виллу рука об руку. За ними шли адъютант и Де Чезаре; Боратто в это время отгонял, как обычно, машину за угол. Он увидел, как четверо мужчин вошли в виллу, и уселся в ожидании. В машине было нестерпимо жарко, однако подобные встречи длились обычно не более четверти часа, так что он успокаивал себя мыслью о том, что скоро он снова будет дома. Однако ждать ему пришлось недолго — к нему подошел офицер полиции, чье лицо показалось шоферу знакомым, и, наклонившись к окну, сказал: «Эрколе, тебя просят к телефону. И поторопись! Я пойду с тобой. Мне тоже надо позвонить».

Боратто вылез из машины и пошел вместе с офицером полиции, размышляя, кто бы это мог разыскивать его. К телефону на вилле Савойя его подзывали не впервые, однако на этот раз он чувствовал смутное беспокойство. Во дворе было гораздо больше карабинеров, чем раньше, и все, кроме дуче, выглядели очень скованно и напряженно. Сам Муссолини выглядел беззаботным.

Дуче вел себя спокойно. На приветствие короля он не ответил, просто кивнул головой, словно бы говоря: «Спасибо, но я не вполне здоров», но когда они направлялись в гостиную, слуга услышал его вежливый спокойный ответ на вопрос короля — «Жарко, не правда ли?» — «Да, очень». В гостиной он спокойно и без лишних эмоций доложил о событиях, имевших место на заседании Великого совета накануне. Он сказал, что все это неважно, и, ссылаясь на разные статьи законов, добавил, что голосование против него не имеет юридической силы. В этом он был вполне уверен.

Король предал его. «Я немедленно дал ему понять, — впоследствии рассказывал он, — что не разделяю его мнения, указав, что Великий совет является органом государства, созданного им самим, и его существование одобрено обеими палатами парламента. Следовательно, каждое решение, принятое Великим советом, необычайно важно».

«Мой дорогой дуче, — продолжал он. — Дела идут совсем не так хорошо. Положение очень серьезное. Италия лежит в руинах. Армия полностью деморализована. Солдаты не хотят сражаться. Альпийские бригады начали петь песни о том, что они не собираются идти сражаться за Муссолини». Он процитировал на пьемонтском диалекте слова одной такой песни, заканчивавшейся так: «Покончим с Муссолини, погубившим Альпини».

Муссолини молча слушал.

«Итоги голосования в Великом совете ужасны, — продолжал король. — Девятнадцать голосов за предложение Гранди и среди них четверо обладателей ордена Аннунциата. Вы не должны испытывать иллюзий в отношении чувств Италии к Вам. В данный момент вы ненавистны всей стране. Я Ваш единственный оставшийся друг. Вот почему я говорю Вам, что волноваться о вашей личной безопасности не стоит. Вас защитят».

Муссолини по-прежнему хранил молчание, и когда король окончил свою речь, заявив, что очевидным преемником является маршал Бадольо, Муссолини внезапно сел, словно неожиданно почувствовал боль. Его лицо побелело. Казалось, он больше не слушал и после того как король сказал, что Бадольо пользуется полным доверием в армии, а также в полиции, он повторил последние слова — «а также в полиции», словно он слышал звуки, но не понимал их значения.

«Тогда все кончено», — прошептал он. Как и король, он повторил эту фразу трижды.

Затем он встал.

«Если Ваше Величество право, — сказал он твердым голосом, — я должен буду представить заявление об отставке».

«Да. Должен сказать, что я безоговорочно приму Вашу отставку с поста главы правительства».

«Вы принимаете решение, чреватое непредсказуемыми последствиями. Кризис данного момента заставит поверить страну, что мир близок, поскольку человек, объявивший войну, смещен. Удар по моральному состоянию армии будет ужасным… Кризис будет рассматриваться как триумф союза Черчилль — Сталин, особенно обрадуется последний, который увидит в этом отступление противника, боровшегося с ним на протяжении двадцати лет. Я понимаю ненависть людей. Мне было нетрудно признать это на ночном заседании Совета. Никто не может править так долго и требовать от людей таких больших жертв, не вызывая при этом негодования. Я желаю удачи тому, кто возглавит правительство в такой момент».

Аудиенция была окончена. Вместе они направились к двери. Лицо короля, вспоминал потом Муссолини, «пожелтело и он сам, казалось, стал меньше ростом, чуть ли не вдвое». Он провел встречу «необычайно волнуясь… порой что-то нервно бормоча», то и дело кусал ногти, а его замечания по временам были просто «бессвязны». Однако адъютант, видевший, как он выходил из комнаты, где проходила аудиенция, не заметил никаких изменений во внешности и поведении короля. Да и Бадольо, который видел его немного позднее, он показался «очень спокойным».

И хотя король, возвращая Муссолини его мнение о своей особе, заметил потом, что глава правительства выглядел меньше ростом, чем обычно, «как будто усох», сам Муссолини также выглядел вполне нормально. Выйдя из гостиной, он протянул руку королю, и Виктор-Эммануил, взяв ее обеими руками, тепло пожал. Они вновь заговорили о гнетущей жаре, затем королю представили Де Чезаре, который ждал в передней вместе с полковником Торелья ди Романьяно, одним из приближенных короля. Муссолини принял свое смещение так же спокойно, как реагировал на все предупреждения насчет намерений короля. Очевидно, что несмотря на все полученные им тревожные сигналы, он так и не проникся сознанием грядущей опасности. Шок, вызванный результатами заседания Великого совета, внезапно уступил дорогу слепой уверенности. «Поведение моего отца в те дни, — вспоминала графиня Чиано, — было совершенно непонятным. О подготовке переворота он знал за пятнадцать дней до его начала, однако не отнесся к этому с надлежащей серьезностью. Он думал, что достаточно поменять некоторых министров». Когда его предупредила жена, он внезапно разгневался и обозвал ее интриганкой. Предостережения Кларетты он просто игнорировал. Когда его предупреждали Скорца и Гальбиати, он также не обращал на это особого внимания и не интересовался подробностями. Даже теперь, выйдя на ступеньки портика виллы Савойя, он так и не проникся чувством опасности. Он увидел, что его машина стоит не на обычном месте сразу за лестницей, а значительно дальше, на другой стороне аллеи. Слегка рассердившись, он направился к ней. В этот момент к нему подошел капитан карабинеров Виньери и, резко отсалютовав, сказал: «Дуче, мы узнали, что Вы в опасности. У меня приказ защитить Вас».