Читать книгу - "Час новолуния - Валентин Сергеевич Маслюков"

решился оставить опору, шагнуть, но обвалился со вскриком и взвыл, пополз на карачках, подволакивая больную ногу. Переправа далась ему нелегко, изнемогая, взбивая похожую на росный туман пыль, переплыл, за что-то там ухватился, обложил матом, в несколько приёмов поднялся и побрёл, шажок за шажком затихая.

Выждав время, Федька двинулась следом. То шумные, то едва различимые ругательства, стоны, шорохи, шарканье отмечали путь Шафрана. Потеряв примолкнувшего было столоначальника на пересечении улиц, Федька снова его находила: померкнет просвет, замаячит неясный очерк и вдруг — всполошённый лай цепного пса, грохот железа, собаки просыпались по всему околотку.

Остерегалась и Федька... Вдруг она поняла, что дичь исчезла. Только что Шафран выдавал себя несдержанной бранью, только что поднял собачий переполох — и тихо. Ни разглядеть ничего, ни расслышать. «Стой», — сказала Федька себе, преодолевая суматошное желание догнать неведомо куда ускользнувшую дичь.

Федька долго стояла без движения, и терпение её было вознаграждено: она снова различила шаги, а ещё немного погодя догадалась, что человек возвращается... и не один! Вдвоём или втроём, сколько их там было, они производили гораздо меньше шуму, чем Шафран в одиночестве. Людей этих отделял от Федьки полный прозрачного лунного марева пустырь, оставалось только ждать, когда они себя обнаружат... И вот показался горбатый призрак... Призрачный человек нёс на себе не Шафрана, как Федька сперва вообразила, а мешок. Потому что сзади следовали ещё трое... Шафрана тащили вдвоём, под руки.

Стараясь не поддаваться испугу, Федька неслышно повернула назад. Нужно было миновать дворов пять или шесть, прежде чем появилась бы возможность свернуть куда в сторону — убраться с дороги.

— Стой! — внятно сказал голос.

Федька остановилась, замерши в нелепом положении, как во время игры. Преследователи её тоже замерли, не выдавая себя даже биением сердца, которое явственно досаждало Федьке.

— Да нет... Попритчилось.

— Чудится — креститься надо, — грубо сказал другой. Не понятно было, как он ухитрялся вкладывать в здравое соображение столько издёвки, но Федька не чувствовала наклонности к отвлечённым вопросам и даже не хмыкнула.

Преследователи пошли, и Федька пошла. Разделяло их всего шагов сорок.

Она испытывала сильнейшее побуждение припуститься зайцем, но соблазн этот следовало отвергнуть: преследователей трое и слободу они знают, тогда как Федька понятия не имела, где находится, первый же тупик станет для неё западней. Имелась ещё возможность — и Федька лихорадочно её обдумывала — махнуть через забор и кулём свалиться, куда пришлось. Замысел, может, и подходящий (что, впрочем, ещё вопрос), но подходящих заборов не попадалось: то замет под самую крышу — не дотянешься, то высоченный частокол, то глухая стена с узким оконцем над головой, все входы и выходы перекрыты, а щель под воротами заложена тяжёлой плахой. Побуждение гибельно, затея не исполнима, а другого чего не сыскать: улица подходит к концу и там, на разъезженном, растоптанном, во все стороны распахнутом перекрёстке придётся выйти из тени.

Оборачиваясь, Федька не всегда могла разглядеть преследователей, но присутствие их угадывала, ощущала спиной. Она присматривалась к закоулкам всё лихорадочней: всякий выступ стены подавал надежду; расщелина, подгнивший низ забора возбуждали беспокойное воображение. Она останавливалась, теряя время, и должна была затем торопиться, чтобы наверстать проигранное преследователям расстояние. Бежать, подталкивал её больной стук сердца, бежать. Вот мелькнёт она на свету, обнаружив себя топотом ног, — и тотчас за угол.

У слегка отставленных от улицы ворот она приметила широкую лавку и приостановилась, испытывая её мыслью. Для чего она тут, лавка?

Вслед за тем Федька оказалась на земле, вытащила из-под бока что-то острое и закатилась под лавку вплотную к забору, где тоже хватало камней и мусора. И когда улеглась, сообразила убрать ладони, чтобы не белели. Нужно было и лицо отвернуть, натянуть шапку на ухо.

Осторожная возня её завершилась прежде, чем захрустел песок и стали внятны шаги. Преследователи приближались молча и молча же, не объясняясь между собой, как усталые или раздражённые друг на друга люди, остановились. Рядом с лавкой хлопнулся оземь мешок. Федька скосила глаза: сапоги... и маленький сапожок, вроде женского, другая нога, босая, на весу — Шафран. Ему помогли сесть. Ноги в сапогах загородили свет, тот ночной сумрак, которого оставалось всё ж таки слишком много.

— Жжёт, как жжёт, — застонал Шафран.

— Тише ты!

Не слишком бережно обращались друзья со столоначальником. Но опухшую щиколотку смотреть стали, человек опустился на колени, почти заглядывая под лавку, где обмерла без дыхания Федька, и ощупал ногу.

— Дёрнуть?

— Я тебе дёрну! — взвился Шафран.

— Хромай так, — равнодушно согласился человек на коленях.

Обидеться Шафран не посмел, зато застонал в отместку, не сдерживаясь. Спутники терпели. Потом, как будто желая ему досадить, кто-то сказал злорадно:

— А ну к чёрту! Будем мы твоего Федьку искать! Пропади он пропадом!

— Эва! Теперь ищи! — заметил другой густым голосом, в котором почудилось, несмотря на общий смысл разговора, нечто добродушное. — Сам лови. — Сплюнул.

— В съезжей избе у себя! — приглушённо хохотнул первый, — растянешь между столами перевесную сеть, что твой селезень запутается.

Они готовы были разругаться, но никто не продолжал разговора, и ссоры не последовало. Сопение, вздохи. Кто-то основательно высморкался и вытер пальцы о край доски у Федьки под носом. Взбитая сапогами пыль нестерпимо зудела в ноздрях, неловко подвёрнутая рука затекла, сердце громко стучало.

— Стой, мужики! — быстрый шёпот. — Тихо.

Федька замерла. Мучительно содрогаясь, зажмурилась, стиснула веки и сморщилась, чтобы не чихнуть.

— Мужики... а ведь это стрельцы идут.

В тишине различались голоса, не сдержанный ропот многолюдья. Шафрановы сообщники не долго прислушивались — тихое замечание, которого не разобрала даже Федька, — враз поднялись, вскинули мешок, подхватили несчастье своё, Шафрана, и поволокли.

Федька сдавленно чихнула. Выбралась из-под лавки — никого.

Пришло ей тотчас в голову, что, если быстро перехватить стрельцов, можно взять Шафрана с поличным. Не отвертится. Вряд ли в мешке купленные на базаре сласти.

Федька принялась бешено отряхиваться, колотить о воротную верею шапку. Стрельцы между тем подходили ближе, разноголосица их слышалась всего за два или три двора. Федька побежала, заскочила в тупик — обратно, и пока она бегала, останавливаясь, чтобы определить направление, всё это многолюдье — где-то тут, за заборами! — неспешно себе удалялось, шум заметно слабел. Она пустилась в тёмный, страшноватый проход, пробираться в котором можно было разве что шагом, запинаясь, ощупывая по бокам брёвна, неведомо каким образом выбралась всё-таки на большую улицу... Стрельцы пропали все до последнего.