Читать книгу - "Ельцин как наваждение - Павел Вощанов"

Идеи всех зарубежных вояжей Ельцина рождались не абы как, не от барской прихоти: «А не съездить ли нам, понимаешь…» Все начиналось с приглашения из-за бугра, причем неоднократного и настойчивого. Например, поехать в Японию его полгода уговаривала крупнейшая частная телекомпания этой страны. А согласился он лишь тогда, когда та, взяв на себя все расходы и организационные хлопоты, гарантировала, что его благожелательно встретят, с интересом выслушают и проводят без истеричных выкриков про советскую оккупацию «северных территорий» (последнее условие, правда, не всегда выполнялось). В нынешнем же проекте нет ничего подобного. В Страсбург Ельцина до сих пор никто не звал и, насколько мне удалось выяснить через французских коллег, аккредитованных при Европарламенте, желающие позвать его покуда себя никак не проявили.

В наследство от предыдущего обитателя моего белодомовского кабинета, кроме вороха никчемных пожелтевших бумаг и пропитавшихся пылью статистических справочников, мне достался новенький перекидной календарь на 1991 год. Открываю сегодняшнюю страницу, 1 августа, и вывожу крупными печатными буквами: «ПРИГЛАШЕНИЕ ОТ ЕВРОПАРЛАМЕНТА». И ставлю три жирных знака вопроса. Это значит, что с сего дня буду ломать голову над этой проблемой. А пока даже не представляю, с какого боку к ней подступиться. Да и есть ли у нее такой бок?

От невеселых размышлений отрывает телефонный звонок. В Софии обо мне вспомнил мой хороший приятель Венцель Райчев, бывший главный редактор одной из крупнейших в Болгарии газет, нечто вроде нашей «Правды»:

– Прилетай к нам, приятел! Есть повод выпить ракийки!

– Что за повод?

– Как, ты разве еще не слышал?! Наш друг Желю сегодня вступил в должность президента Болгарии!

Желю Желев – философ и журналист, умный и удивительно обаятельный человек, с интересными, хотя и небесспорными взглядами на проходящие в «советском блоке» перемены. Он долгие годы работал в софийском Институте культуры, а когда в Болгарии началась своя перестройка, окунулся в политику и вскоре возглавил Союз демократических сил, от которого и был избран депутатом Национального собрания. Мы познакомились несколько лет назад (инициатором знакомства как раз и был Венцель), когда в СССР готовилась к изданию на русском языке его книга «Фашизм. Тоталитарное государство», долгие годы бывшая у нас в стране под запретом КГБ.

– Слушай, Венцель, а не мог бы ты узнать для меня у Желю его мнение: поездка моего шефа в Европарламент и выступление перед тамошними депутатами – это, на его взгляд, выполнимая задача? Имеет смысл ею заняться?

– Странная просьба! Почему ты для Ельцина что-то узнаешь у президента Болгарии, а не у своего Горбачева?

– Я узнаю не у президента, а у нашего с тобой товарища и коллеги. И то лишь потому, что тот, как я слышал, совсем недавно был в Страсбурге, а значит, имеет представление о тамошних настроениях.

Но, в общем-то, Венцель прав: интересоваться начет поездки Ельцина у Желева – такое и впрямь выглядит странновато. Но я же не могу признаться в том, что шеф, по неведомой мне причине, запретил по этому вопросу контактировать с российским МИДом – это будет еще страннее. Но насчет Горбачева – тут он меня поддел. Ох уж эти болгарские другари! Не упустят возможности наступить на больную мозоль «старшему брату»!

Часа через три Венцель звонит еще раз:

– Тебе привет от нашего друга!

– Спасибо. Что он сказал по поводу Европарламента?

– Сказал, что твой начальник не будет доволен тем, как его там примут.

– К нему так плохо относятся?

– Нет, просто пока еще это не его уровень. Для Европарламента равновеликая фигура – Михаил Сергеевич Горбачев, глава советского государства. А твой шеф может представлять интерес разве что для некоторых депутатов. Кстати, он сказал, что этих самых «некоторых» надо остерегаться. Среди них немало радикалов, близость к которым не придаст Ельцину солидности и оттолкнет от него влиятельные политические круги Европы.

В общем-то, Желев не сообщил ничего такого, о чем бы я и сам не догадывался. Это правда, Ельцина в Европе не ждут и, по всей видимости, его появлению слишком сильно рады не будут. Он не услышит: «Пожалуйте в Европарламент! Милости просим в Елисейский дворец!». Придется потоптаться у закрытых дверей, покуда хозяева соизволят его заметить. Так, может, шефа стоит заранее предупредить, что ни в Страсбурге, ни, тем более, в Париже его не примут с протокольными почестями, установленными для глав государств и правительств? Может быть. Только он едва ли в такое поверит. Моя информация будет воспринята как еще одно подтверждение, что он имеет дело с недееспособным болтуном. У меня уже была возможность убедиться в этом несколько дней назад, когда докладывал ему о сложностях с получением приглашения от руководства Европарламента. Выслушав, он буквально огорошил словами: «Наговорил, уговорил, наобещал, а теперь, понимаешь, ставит передо мной какие-то проблемы! Вот и решайте! Или прикажете мне их самому решать?!». Так что задний ход давать нельзя. Это уже вопрос деловой репутации.

Хотя в чем он прав, так это в том, что будучи в самом начале пути, еще практически ничего не предприняв, я уже сомневаюсь в возможности добиться успеха. Тут мне стоит поучиться у Ельцина его способности творить (а иногда и вытворять) чудеса в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Можно только удивляться тому, как ему такое удается. Иной раз все делает супротив общепринятых правил, а в итоге оказывается победителем. Даже явные недоброжелатели, доселе кривившие рот от его слов и поступков, и те выстраиваются в очередь, чтобы пожать руку и уверить в своем почтении. Эффект всесокрушающего варварства.

…Париж не создан для изнурительного труда. Он создан для радостного созерцания жизни. А Париж в начале октября – это вообще вершина беззаботности и довольства. Во всяком случае, советский человек, вырвавшийся из замученной перестроечными неурядицами страны, воспринимает его именно так. Хочется обо всем забыть, сесть за столик кафе на солнечной стороне улицы, закрыть глаза и, ни о чем не думая, наслаждаться кофейно-кондитерскими ароматами, тихим шорохом теплого ветерка в бронзовеющих кронах платанов и беспечным щебетанием птиц, не знающих, что такое зимняя бескормица и трескучий мороз.

Мы с Ряшенцевым уже неделю здесь, но пока о такой неге только мечтаем. Дни пролетают в хлопотах, и к вечеру сил остается, только чтоб добраться до отеля и развалиться на диване у телевизора. Правда, отель у нас очень даже приличный – Concorde Lafayette, а номера вообще самые крутые – Top Club. Денег это удовольствие пожирает немало, и по этому поводу у нас даже вышел спор. Я посчитал, что апартаменты с двумя спальными и большой гостиной в 4-звездочном отеле в центре Парижа – это чрезмерное расточительство. Но Ряшенцев, в принципе одобрив мою тягу к самоограничению, заявил, что здешние политики и бизнесмены, которых мы каждодневно «окучиваем», пока еще оценивают нас исключительно по платежеспособности – где поселились, во что одеты-обуты, пользуемся ли арендованным автомобилем с водителем, в состоянии ли заплатить за деловой обед в ресторане. Подобные затраты носят статусный характер, а потому вполне оправданны. Что ж, наверное, он прав, и воздай ему, Господь, за доброту и щедрость! Хотя это не мешает каждое утро за завтраком зудеть, что мы с Ельциным подрываем финансовое благополучие его «Российского дома».