Читать книгу - "Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко"

То есть очень ненадолго заглянуть в квартиру, где исполняют музыку Вагнера, немецкий генерал вполне мог — так же как мог и предложить первому встречному, буквально с порога, стать бургомистром Николаева. Требовалось срочно налаживать быт в городе, здешних людей никто еще не знал — и тут вдруг появляется человек, определенно вызывающий симпатию! Однако заманчивое это предложение так и повисло в воздухе — вполне возможно, нашелся некто более подходящий, а вот обещания со стороны Гофмана рекомендовать Магду Дукарт на работу секретарем к весьма ответственному лицу, скорее всего, в тот раз вообще не было. Хотя такое назначение и произошло, но оно, так сказать, было результатом уже более поздних наработок…

(Впрочем, в 1942 году в Николаеве был уже новый комендант — генерал-лейтенант Герман Винклер, которого 17 января 1946 года, по приговору советского военного трибунала, повесили в столь знакомом ему черноморском городе на прекрасно известной ему — а почему, мы скажем несколько позже — Базарной площади. И ведь было за что! Под руководством Винклера гитлеровцы замучили и уничтожили на территории Николаевской области порядка 105 тысяч мирных советских граждан. Вполне возможно, Гофману очень повезло, что его на комендантском посту заменили.)

Известно, конечно, что у нас бытовала традиция изображать гитлеровских захватчиков эдакими насквозь аморальными типами, к тому же — изрядными тупицами. Возможно, потому-то комендант Гофман и предстает перед читателем в виде опустившегося алкаша. Хотя известно, что в гостеприимном доме Дукартов он действительно прожил несколько первых дней оккупации. Однако никаких следов герра Гофмана мы впоследствии не нашли — может, он и взаправду оказался «алкашом» и его быстро сняли с ответственной работы?

Но вообще, всё происходившее тогда было совсем не столь забавно, как это может показаться из рассказанного выше.

«17 августа 1941 года советские войска оставили Николаев. Гитлеровцы установили в городе жестокий оккупационный режим, в первые дни оккупации они расстреляли около 4 тысяч советских патриотов, близ Николаева создали концлагерь, угнали на работы в Германию около 5 тысяч человек».

Так вели себя нацистские крысы в занятом ими городе… Понятно, что подобное «поведение» не было чем-то исключительным — оно определялось указаниями «сверху», из Берлина, а немцы — народ исполнительный.

И вот — документ тому в подтверждение:

«Из указания штаба ОКХ^[77] командующим войсками тыла групп армий “Север”, “Центр” и “Юг” об обращении с гражданским населением и военнопленными на оккупированной территории.

25 июля 1941 г.

Большое расширение оперативного пространства на Востоке, коварство и своеобразие большевистского противника, особенно на чисто русских территориях, уже с самого начала требуют обширных и эффективных мер, чтобы управлять занятой территорией и использовать ее.

Стало известно, что не везде еще действуют с нужной строгостью…

Поэтому главнокомандующий <сухопутными войсками > распорядился со всей решимостью указать на соображения следующего порядка:

При любых действиях и при всех предпринимаемых мерах следует руководствоваться мыслью об обязательной безопасности немецкого солдата.

1. Обращение с гражданскими лицами.

…Необходимое быстрое умиротворение страны возможно достичь только в том случае, если всякая угроза со стороны враждебно настроенного гражданского населения будет беспощадно пресечена. Любая снисходительность и нерешительность — это слабость, представляющая собою опасность…

Нападения и насилия всякого рода против лиц и имущества, как и любые попытки к этому, должны быть беспощадно пресечены оружием, вплоть до уничтожения противника.

Там, где возникает пассивное сопротивление или же где при завалах дорог, стрельбе, нападениях и прочих актах саботажа сразу обнаружить виновных и указанным образом покарать их не удается, следует незамедлительно прибегать к коллективным насильственным мерам на основании приказа офицера, занимающего служебное положение командира батальона и выше. Категорически указывается на то, что предварительный арест заложников для предотвращения возможных незаконностей не требуется. Население отвечает за спокойствие на своей территории без особых предупреждений и арестов.

Нападения и злодеяния, направленные против назначенных нами на работу (например, на строительство дорог, в сельском хозяйстве, на промышленные предприятия, фабрики) лиц из местного населения или на надзирающий персонал, рассматриваются как выступления против оккупационных властей и должны соответственно караться…

Всякая поддержка или помощь со стороны гражданского населения партизанам, бродячим солдатам и т. д. точно также карается, как партизанщина.

Подозрительные элементы, которые не уличены в тяжелых преступлениях, но по своим убеждениям и поведению представляются опасными, должны быть переданы оперативным группам, то есть отрядам полиции безопасности (или СД). Передвижение гражданских лиц без соответствующих пропусков следует прекратить.

Спокойствие и умиротворение наступит в районе скорее и вернее всего в тех случаях, когда гражданское население будет привлечено к работе. Потому следует, исчерпывая все возможности, всемерно поддерживать любые мероприятия в этом направлении. <…>»

Ну что ж, все тут предельно ясно: «слабость — это опасность», любые попытки к сопротивлению нужно «беспощадно пресекать оружием», в ответ на «пассивное сопротивление» — предпринимать «коллективные насильственные меры», «подозрительные элементы» передавать в СД, а всех остальных заставить работать, ибо, как испокон веку известно любому русскому человеку, «праздность — мать всех пороков». Если же по-немецки, то это звучит как «Arbeit macht frei»^[78] — кстати, такая памятная надпись «украшала» ворота Освенцима, Заксенхаузена и целого ряда других гитлеровских лагерей смерти.

Однако прошло почти два месяца, но, судя по всему, жесткие эти меры желаемого результата не принесли, а потому в очередном приказе начальника штаба ОКХ — приказ этот, озаглавленный «О подавлении коммунистического повстанческого движения», был подписан фельдмаршалом Кейтелем 16 сентября 1941 года — уже явственно зазвучали истерические нотки:

«…2. Принимавшиеся до сего времени мероприятия, направленные против^[79] этого всеобщего коммунистического повстанческого движения, оказались недостаточными. Фюрер распорядился, чтобы повсюду пустить в ход самые крутые меры для подавления в кратчайший срок этого движения. Только таким способом, который, как свидетельствует история, с успехом применялся великими народами при завоеваниях, может быть восстановлено спокойствие.