Читать книгу - "От Византии до Орды. История Руси и русского слова - Вадим Кожинов"

И следует со всей решительностью утвердить, что поэма об Игоре являет собой отнюдь не „начало“, но, напротив, завершение, конец определенной эпохи, определенного „цикла“ в развитии русского словесного искусства, — соответствующий концу истории Киевской Руси, которая сменяется историей Руси Владимирской и, далее, Московской. Разумеется, концом эпохи в прямом и резком смысле было монгольское нашествие, после которого культура и литература во многом начинают развиваться, так сказать, заново, с самого начала, что ясно видно, например, при сопоставлении изощреннейшего искусства того же „Слова о полку Игореве“ и обнаженной простоты и безыскусности „Повести о разорении Рязани Батыем“. Лишь позднее, в XIV веке, совершается „возрождение“, воскрешение культуры домонгольской, Киевской Руси.

Но вернемся к вопросу об исторической основе „Слова о полку Игореве“, то есть к проблеме „Русь и половцы“. Поскольку дело идет о пронизанном лиризмом, властным голосом творца поэмы образе героя и его драматической судьбе, тема половцев, естественно, предстает здесь как тема безусловно чуждой, враждебной и грозной силы. И, повторяю, воплощение этой темы в художественном мире „Слова о полку Игореве“ для многих и многих людей явилось и является основой общего представления о значении и роли половцев в реальной истории Руси.

Однако если обратиться к действительным взаимоотношениям хотя бы двух главных исторических личностей, чьи образы созданы в „Слове“ — князя Игоря и хана Кончака, — все предстает в совершенно ином свете. Эти взаимоотношения рассмотрены, например, в недавней монографии С. А. Плетневой „Половцы“ (М., 1990, с.157–168).

В 1174 году двадцатитрехлетний князь Новгород-Северский Игорь Святославич впервые столкнулся с ханом Кончаком, грабившим окрестности Переславля-Русского, и прогнал его войско в степь. Однако через пять лет, в 1180-м, Игорь и Кончак вступили в самый дружественный союз и совместно пытались — ни много ни мало! — захватить Киев. В сражении за Киев в 1181 году Игорь и Кончак были наголову разбиты и как-то даже трогательно спаслись от возмездия, уплыв в одной „лодье“ к Чернигову. И когда через два года (в 1183 году) Кончак собрался пограбить южнорусские земли, Игорь „отказался участвовать в отражении половецкого удара, за что переяславский князь Владимир Глебович в гневе разорил несколько северских (то есть Игоревых. — В. К.) городков“ (указ. соч., с. 158).

Дружественные отношения Игоря с Кончаком сложились, в частности, и потому, что та „ветвь“ русских князей, „Ольговичи“ (как, впрочем, и некоторые другие „ветви“), к которой принадлежал Игорь, давно породнилась с династиями половецких ханов. Дед Игоря, Олег Святославич (получивший из-за своей изобилующей всякого рода нелегкими перипетиями судьбы прозвание „Гориславич“) еще в 1090-х годах женился — после кончины своей первой жены, византийки Феофано Музалон, — на дочери знатного половецкого хана Селука (Осолука). А впоследствии Олег женил своего сына Святослава, то есть отца Игоря, на дочери другого известного хана — Аепы (Акаепиды).

В исследовании С. А. Плетневой говорится о том, как в 1146 году Святослав Ольгович (отец Игоря), полагая, что он имеет больше прав на киевский престол, нежели занявший его тогда Изяслав Мстиславич, „просил своих „уев“ (половецких дядей по матери) помочь ему в борьбе против Изяслава… в летописи поясняется, что „уи“ были дикими половцами Тюпраком и Камосой Осолуковичами“ (с. 107–108).

Нельзя умолчать, что некоторые историки оспаривают „половецкое“ происхождение Святослава Ольговича, считая его сыном первой жены Олега — то есть гречанки из Византии Феофано. Еще более решительно оспаривается положение о том, что половчанкой была не только бабушка, но и мать сына Святослава — героя „Слова“ Игоря. И в самом деле, есть сообщение, что в 1136 году, то есть за пятнадцать лет до рождения Игоря, Святослав женился в Новгороде на русской женщине (первая его жена, дочь хана Аепы, как считается, к тому времени умерла). Однако летописное сообщение об этой свадьбе Святослава по меньшей мере странно, ибо, согласно ему, новгородский епископ Нифонт категорически не „утвердил“ эту женитьбу^[190]. И к тому же через десять лет (см. выше) Святослав выступает в тесном союзе со своими дядьями — братьями своей половецкой жены.

Наконец, есть сведения, что отец главных героев „Слова“, Святослав, имел еще третью жену, которая и стала матерью Игоря (родившегося в 1131 году); она была дочерью Юрия Долгорукого, женатого на дочери половецкого хана Аепы^[191] (иначе — Епиопы; не путать с другим Аепой — отцом жены отца Игоря, Святослава). В таком случае, у героя „Слова“ половчанками были обе бабушки.

Существует весьма своеобразное „доказательство“ половецких „корней“ главных героев „Слова о полку Игореве“. В свое время, еще в 1947 году, широко известный историк и археолог Б. А. Рыбаков обнаружил захоронение брата Игоря, Всеволода („Буй-Тура“), и прославленный скульптор-антрополог М. М. Герасимов восстановил на основе черепа его облик (аутентичность подобных реконструкций этого мастера была многократно доказана). И, глядя на эту скульптуру, нельзя усомниться, что перед нами лицо с явными „азийскими“ чертами^[192]. Поэтому изображения главных героев „Слова“ в живописи (например, Ильи Глазунова), где они представлены в чисто „славянском“ духе (белокурые, голубоглазые, с „европеоидным“ складом лиц и т. д.) не соответствует реальности.

Возможно, именно после знакомства с герасимовской скульптурой Б. А. Рыбаков, который склонен усматривать в отношениях русских и половцев смертельную непримиримость, безоговорочно написал об отце Игоря, Святославе: „Его матерью была половчанка“ (там же, с. 124). Вместе с тем историк все же стремится истолковать одно из „состязаний“ между русскими и половцами — поход Игоря в 1185 году, ставший темой великого „Слова“, — в качестве попытки спасения Руси чуть ли не от полной гибели. А ведь в „Слове“ вполне ясно сказано, Игорь отправляется в поход (несмотря даже на мрачное предзнаменование), ибо „спала князю умь похоти… искусити Дону великого“ (то есть, согласно переводу О. В. Творогова, „страсть князю ум охватила… изведать Дона великого“).

Что же касается взаимоотношений с половцами, то Б. А. Рыбаков не мог не упомянуть, что всего за четыре года до воспетого в „Слове“ события, когда старший двоюродный брат Игоря, Святослав Всеволодич, отвоевывал (в 1181 году) свою власть в Киеве у другой княжеской „ветви“, Ростиславичей, двинулась „армия на помощь Святославу — Игорь Святославич (герой „Слова“! — В. К.)… с половецкими дружинами Кончака и Кобяка… Половцы под командованием Игоря Святославича заняли позиции вдоль левого берега Днепра…“ (там же, с. 134). Но Ростиславичи собрались с силами и „нанесли сокрушительный удар Игорю и его половцам… Убиты ханы: Козл Сотанович, Елтут Отракович, брат Кончака. Взяты в плен: двое сыновей Кончака… „Игорь же, видев половцы побеждены, и тако с Концаком въскочивша в лодью, бежа на Городець, к Чернигову“…“ (с. 155). Эта битва Игоря совместно с Кончаком против Ростиславичей в 1181 году, пожалуй, не менее впечатляюща, чем состоявшееся через четыре года воинское соперничество Игоря и Кончака…