Читать книгу - "Речи палача. Сенсационные откровения французского экзекутора - Фернан Мейссонье"

Эта эмпатическая установка, упомянутая Пьером Бурдье,^[66] которая направлена на мысленное стремление к положению, в котором находится изучаемое лицо, с тем чтобы понять его точку зрения, не влечет за собой смешения точек зрения. По поводу смертной казни мы с Фернаном Мейссонье не разделяем общую точку зрения.^[67] Составив сравнительную таблицу статистики гильотинированных во Франции, с одной стороны, и процента смертности в результате убийства — с другой, с 1826 по 1980, я, как мне кажется, окончательно доказал,^[68] что две эти серии цифр эволюционируют таким образом, что между ними не может быть установлена никакая статистическая корреляция. Действительно, между 1826 и 1830 годами в среднем насчитывается 75 гильотинированных в год, а между 1970 и 1980 годами — 1 гильотинированный каждые 2 года. В то же время процент смертности от убийств практически не меняется (приблизительно 1 на 100 000, кроме исторически отмеченных «происшествий») на всем протяжении рассматриваемого периода. Вывод: между применением смертной казни и количеством смертей, произошедших по причине убийства, не существует причинно-следственных отношений.

Поэтому нельзя серьезно говорить о показательном характере применения смертной казни или же об ее устрашающем действии. И анализ подводит к выводу, что смертная казнь происходит in fine^[69] из политики.^[70] Несмотря на это изначальное расхождение, мы решили осуществить совместную работу с целью оставить свидетельство о том, чем являлась практика применения смертной казни на гильотине в Северной Африке в середине XX века.

Антропологией невозможно заниматься в пустоте. Она связана с людьми из плоти и крови. «В обществе мы видим не только идеи или правила, мы видим людей, группы и их поведение».^[71] С течением времени, за те три года, когда мы сотрудничали в подготовке музея Правосудия и Наказаний, сдержанный собеседник из нашей первой встречи проявил себя живым, речистым человеком, несущим отпечаток той демонстративной словоохотливости, которую так часто отмечают у рожденных на берегах Средиземного моря. Моя открытая установка и решительный отказ от вмешательства способствовали вызреванию простых и открытых отношений. Между нами постепенно установились личностные отношения, основанные на взаимном уважении. За эти десять лет я незаметно вошел в круг близких Фернана Мейссонье. Я бывал приглашен на семейные праздники и принимал эти приглашения. Он приходил в мой дом. Мы вместе провели 1 января 2002 года. И если Фернан Мейссонье стал говорить со мной, это происходило вследствие его убежденности в том, что я понимал его позицию. Он знал, что я его не судил.