Читать книгу - "Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер"

Робер де Борон в своем романе говорит о «тайнах Грааля», и это навело многих современных исследователей на мысль о том, что в старину существовал некий утраченный источник или тайное предание, связанное с Граалем. Упоминания о нем можно проследить вплоть до самого начала возникновения истории о Граале, но если проанализировать сохранившиеся свидетельства более внимательно, то эти ссылки на древние книги и тайны окажутся совсем не тем, чем они представляются на первый взгляд. Даже в «Повести о Граале» Кретьен дважды упоминает о некой книге, полученной им, и в первый раз, в прологе своей повести, он вполне определенно называет свой источник «Сие — история и повесть о Граале, рассказ о коем в книге он обрел»^[191]. Второе упоминание фигурирует в описании таинственного вестника, который явился, чтобы упрекнуть Персеваля за то, что тот не осмелился задать вопрос о Граале. Здесь Кретьен ссылается на источник, к авторитету которого апеллирует: если «правдивы словеса старинной книги» (devise). В других местах он использует оборот: «как гласит история (estoire)». Слово estoire часто использовалось историками, пишущими по-французски, и помимо своего первоначального смысла, означающего «повесть» или «повествование», приобрело более конкретное значение — «повесть об истинных событиях», и в этом значении оно употребляется в разного рода исторических сочинениях. Так, слово estoire присутствует в конце описания рыцаря, которого победил Персеваль и которого сам Кретьен называет «прекраснейшим рыцарем на свете». Встречается оно и в описании замка Грааля, в том месте, где в залу вносят стол из резной кости, и там, где Персеваль признается, что утратил память, и там, где описывается приезд сэра Гавейна в прекрасный замок^[192]. Во всех этих случаях обращение к источнику имеет место в ситуации, когда происходит нечто особенное и невероятное. Термин estoire — фиктивный прием, используемый с целью преодолеть наше недоверие путем обращения к более авторитетным источникам.

Писатели XII в. особенно остро чувствовали ответственность за сочинение историй, на которые они не имели «права». Так, философ Аделяр Батский сетовал, что, если ему хотелось сказать что-то новое, свое, он был «вынужден в угоду господствующему консерватизму века сего скрывать это под псевдонимом и приписывать автору, считающемуся непререкаемым авторитетом». Если мы обратимся к другим романам Кретьена, мы в каждом подобном случае найдем заявление, что нижеследующий текст заимствован из некоего письменного источника. Правда, в «Ланселоте» возникают сомнения относительно того, книга ли это: дело в том, что Кретьен заявляет, что сюжет и его надлежащая трактовка принадлежат графине Марии Шампанской. В «Клижесе», бесспорном плоде его собственного воображения, ибо и персонажи, и коллизии этой поэмы неизвестны по другим источникам, он весьма вольно обращается с идеей об авторитетном источнике: его повесть заимствована из книги, хранящейся в библиотеке церкви Сен-Пьер в Бьювэ.