Читать книгу - "Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма - Борис Илизаров"

Даже христианские народы Кавказа, даже «добровольно» присоединенные в 1801 году грузины испытывали смешанное чувство страха, неприязни и обиженности по отношению к православным казакам, русским солдатам, чиновникам, «белому царю» и к своим соотечественникам, ставленникам имперской администрации. Явно в реальной жизни Казбеги подсмотрел вот эту сцену или услышал о ней рассказ:

«Они ясно различили приближавшихся солдат…

— Караульные! — прошептал Коба и достал из чехла ружье.

— Дайте и мне ружье, уложу хотя бы одного из них, а там будь что будет! — попросил Иаго. Он едва стоял на ногах, но зов свободы, ненависть к несправедливости и страх перед нечеловеческими муками удесятерили его силы» ^[281].

А вот как православные грузины-крестьяне оценивали казаков: «…являются туда казаки, хватают баранов, хотят их резать…

— Нет безбожнее их никого на свете! — заметил кто-то из слушавших.

— А мой милый не стерпел, избил казака…

— Дай ему бог здоровья! — воскликнули все» ^[282].

В 1921 году, еще в бытность наркомом по делам национальностей и хорошо зная о роли казачества в колониальных войнах на Кавказе и во время Гражданской войны, Сталин на Х съезде партии говорил: «…старое государство, помещики и капиталисты оставили в наследство такие загнанные народности, как киргизы, чеченцы, осетины, земли которых служили для колонизации со стороны казачьих и кулацких элементов России. Эти народности были обречены на неимоверные страдания и вымирание» ^[283].

Не менее достоверны действия и реакция другой, российской стороны глазами Казбеги-Кобы-Иосифа:

«— Одно слово, басурманы! — добавил длинноусый ефрейтор.

— Думаю про себя, — продолжал рассказчик, — я вам покажу… Да и свернул в один двор. Смотрю, разгуливают по двору индюки. Я зацепил одного палкой. На лай собачий вышла баба, бросилась ко мне, лопочет что-то на своем языке… рассвирепела баба и хватила меня палкой. Ох ты, чертово отродье, — думаю. — Ну, смотри теперь, что будет, — и шлеп на землю, растянулся, будто дух вон… Сбежался народ, окружили меня, а я лежу не дышу. Думают, убила меня баба, сердятся на нее… Страшно им — за убийство ответ будут держать строгий. Вот открыл я глаза да и хвать одного мужика, который ближе стоял… Пойдем к начальнику ответ держать! А он побледнел весь, упрашивает меня отпустить его. Долго упрашивает, а потом дали мне трех индеек да семь кур, и тут только оставил я их в покое…

— Молодец! — одобрили остальные» ^[284].

Не только в казачьей и солдатской среде, но даже среди просвещенных социал-демократов, даже в среде интернационально настроенных революционеров было заниженное отношение к народам восточных и южных национальных окраин России, к народам ее колоний. В последнем издании биографии Сталина приводится известная ленинская характеристика горцев Кавказа как народов, «стоявших» до прихода «русского капитализма» «в стороне от истории» ^[285]. Немалое число просвещенных европейцев того времени, в свою очередь, считали, что вся Россия, в том числе и русский народ, — обочина истории. Очень скоро один из тех, кто, по ленинскому определению, стоял «в стороне от истории», не без его помощи окажется вместе со своей страной в ее мировом эпицентре.

* * *

Когда революционеры разных направлений в один голос говорили о стравливании российскими властями издревле живущих недружно народов Кавказа, Сталин это знал не понаслышке. Вооруженные столкновения на Кавказе продолжались весь XIX и весь ХХ век. О Чечне и Шамиле помнили всегда. Сталин тоже. Во времена его правления и именно с его подачи официальная довоенная оценка движения Шамиля поддерживалась Сталиным в духе любимого им Казбеги.

В сталинской библиотеке, в той ее части, что хранится ныне в Государственной общественно-политической библиотеке (бывшей библиотеке ИМЭЛ), я обнаружил экземпляр известного школьного учебника «Краткий курс истории СССР» под редакцией профессора А.В. Шестакова. Он был подарен Сталиным своей дочери в 1937 году, когда после нескольких лет подготовительной работы учебник наконец вышел в свет. Об этом свидетельствует дарственная надпись дочери-школьнице: «Светлане Сталиной от И. Сталина. 30.VIII.37». В архиве Сталина и архивах различных отделов ЦК сохранились многочисленные подготовительные и промежуточные варианты этого учебника. На некоторых сохранилась разнообразная правка, вставки и реплики, сделанные самим вождем. Цитирую главку о Шамиле:

«Горцев объединил талантливый и энергичный Шамиль. Он родился в Дагестане и с детства отличался храбростью и решительностью.

Шамиль, сильный, смелый и ловкий, прекрасно ездил на коне, без промаха стрелял из ружья, был неутомимым пловцом и бегуном… Шамиль стал умелым правителем и талантливым полководцем.

Он создал большое государство горцев. Во главе отдельных областей стояли начальники, которые назначались Шамилем из самых умных и храбрых горцев. Каждый горец обязан был учиться военному искусству — стрельбе в цель, рубке шашкой, езде верхом, чтобы уметь с оружием в руках защищать свою родину от врагов…

Шамиль заманивал отряды русских войск далеко в горы. Обратную дорогу горцы заваливали камнями и срубленными деревьями. Из засады горцы уничтожали русские отряды…

25 лет героически боролись горцы Северного Кавказа под руководством Шамиля. Но они не могли победить огромную армию Николая I».

В упоминавшемся уже вузовском учебнике под редакцией М.В. Нечкиной, в его первой редакции, вышедшей до войны, оценка Шамиля была сходной. По известным причинам во время войны оценка движения под руководством Шамиля изменилась Сталиным на прямо противоположную. В последней редакции, так же подготовленной при его жизни, говорилось, что движение инспирировалось Англией и Турцией и «создало фанатичных врагов России, слепых исполнителей воли своего главы — имама» ^[286]. Сталин еще во время войны, как всегда, коварно и кроваво попытался разрубить чеченский узел, изгнав с родных мест целый народ, но, как выяснилось в наше время, под грубым «рубцом» тлела социальная гангрена. Дело в том, что Сталин был таким «хирургом», который сам был заражен бациллой национализма, правда, к тому времени претерпевшей в его душе несколько радикальных мутаций. А агрессивный имперский национализм только усиливает мобилизационный национализм регионов. И тогда встает вопрос: кто кого? Победителю достается в наследство повышенная национальная агрессивность собственного стана.