Читать книгу - "Николай II. Святой или кровавый? - Геннадий Потапов"

Ребята, посидев еще несколько времени дома, пошли прогуляться по улице и кстати поиграть на бильярд. К ним подошли еще двое приятелей, и вчетвером они продолжали путь.

Когда они подошли к переезду через полотно железной дороги, их остановили солдаты и обыскали. Ничего не найдя, хотели отпустить, но один из солдат заметил:

– Ребята, да ведь это забастовщики! В штыки их!

И действительно, в одно мгновение солдаты набросились на них и начали пороть их штыками; двое приятелей бросились бежать, тогда их уложили пулями, а оба брата полегли тут же по краям дороги. Один был исколот штыками, а другой ранен в живот и пулей, и штыками.

Старик, ничего не зная о случившемся, пошел посмотреть, что вообще делается, и, подойдя к переезду, увидал лежащих по краям дороги своих сыновей.

Один из них еще был жив, раненый пулей в живот; другой же мертв, его трудно было отцу признать за своего сына. Ни одного зуба не было во рту, глаза, нос, переносица, – все было испорото штыками. Раненого сына подняли санитары маньчжурских поездов, и к 12 часам ночи он умер в страшных мучениях в санитарном вагоне. Принеся труп другого сына к себе домой, снимая с него пальто, старики увидели примерзшие к одежде несколько зубов, которые повылетали из его рта под жестокими ударами штыков.

В третьем часу дня путевой сторож Дрожжин, сидя у себя дома, обратился к своей старухе с просьбой, чтобы вместо него она пошла на Симоновский путь для исполнения служебных обязанностей.

– Мне как-то жутко, ступай сам, – ответила старуха.

– Ну ладно, попью чайку, схожу, успею еще, – согласился сторож и, напившись чаю, отправился.

Не успел он дойти до своего участка, как меткая пуля попала ему в живот, и когда он упал, солдаты набросились на него и начали пороть штыками. Особенно пострадал живот, так что кишки выпали наружу и примерзли к одежде. Солдаты, думая, что с ним покончили совсем, пошли далее. Несчастный Дрожжин был жив и пролежал на морозе четыре часа с распоротым животом; в седьмом часу вечера его подняли санитары и отнесли к себе в вагон: только в первом часу ночи он умер на их руках, после того, как они зашили ему кишки и живот. На другой день старуха получила его труп и сама похоронила.

16 декабря 1905 года, производя обыск близ станции Перово, полковник Риман в квартире Оводовой нашел сломанный револьвер без патронов. На вопрос Римана: „Чей револьвер?“ – сын Оводовой Иван Николаевич Оводов ответил: „Мой“. Тогда Риман, отстранив рукою мать и крикнув: „Посторонись, старуха“, выстрелом из револьвера в лоб убил Оводова наповал.

18 декабря 1905 года, после полудня, на платформе станции Голутвин собрались все дружинники, много рабочих и горожан. Их по телеграфу известили с соседней станции, что прибудет поезд с представителями революционных рабочих и железнодорожников Москвы. А к станции Голутвин подошел поезд с карательной экспедицией Семеновского полка. Публика с любопытством встречала поезд, думая, что открылось движение по линии. Никаких выстрелов с ее стороны не было, да и не могло быть. Из окон вагонов еще не остановившегося поезда началась стрельба. С площадок на ходу соскакивали солдаты и тут же, рассыпавшись цепью, открывали огонь по станции и запасным путям. С криками все бросились в рассыпную. Кто прятался в помещении станции, кто лез под вагоны, кто бежал за дома.

После остановки поезда часть семеновцев окружила станцию, а другая часть загнала всю публику в здание вокзала и начала обыскивать всех. Обыскивали офицеры. У машиниста Варламова, пришедшего на станцию за назначенной выдачей продуктов, нашли в кармане сломанный револьвер без барабана. Его подвели к Риману, а он сказал: „Я – здешний машинист, позвольте мне объясниться“. „Нечего тут объясняться“, – ответил Риман и приказал вывести его на черное крыльцо, где собственноручно и застрелил его. Возвращаясь в зал 3‑го класса, Риман натолкнулся на фельдфебеля 1‑й роты 2‑го запасного стрелкового батальона Ильичева, в тот день уволенного в запас. Фельдфебель сказал: „Удивляюсь, ваше высокоблагородие, как можно без суда расстреливать?“. „А, ты лезешь учить?“ – заорал полковник и убил его тремя выстрелами из револьвера. Последний выстрел был сделан уже тогда, когда Ильичев с раздробленной головой судорожно корчился на полу.

Между тем по селу Боброву, примыкающему к станции, были расставлены посты солдат, обыскивавшие всех проходивших. Всякого, кто протестовал против обыска, задерживали и отправляли на станцию. 22-летнего чертежника Коломенского завода Александра Петровича Плотникова задержали за то, что во время четвертого обыска (три раза прошло благополучно) он сказал: „Уже четвертый раз обыскиваете, совсем заморозили“. Мороз в этот день был около 20 градусов. Его спутник Бобылков, сказавший, что за такие пустяки нельзя арестовывать, был также задержан и отправлен на станцию. Еще были задержаны: Владимир Иванович Иванов (28 лет), Иван Иванович Мельников (26 лет), Иван Иванович Котов (26 лет), Алексей Войцехович Стопчик (25 лет), Петр Васильевич Шелыганов (21 года), Алексей Алексеевич Сидоров (20 лет), Алексей Федотович Абрамов (19 лет) и Михаил Антипович Пушков (16 лет). Никто из них не был революционером или террористом.

В результате обысков по списку Мина и сведениям местных полицаев были схвачены: Давыд Андреевич Зайцев – председатель Совета рабочих депутатов, член РСДРП; Александр Иосифович Сапожков – студент, член РСДРП; Владимир Афанасьевич Тарарыков – помощник присяжного поверенного, член РСДРП; Владимир Сергеевич Дорф – заведующий театром на заводе Струве (35 лет); Василий Никитович Старостин (34 лет); Михаил Иванович Костогаров (19 лет) и еще шесть человек.

По личному распоряжению полковника Римана были также задержаны: начальник станции Голутвин Алексей Иванович Надеждин и помощник начальника станции Константин Никифорович Шелухин. Оба были далеки от политики, а Надеждин был много раз награжден за почти сорокалетнюю службу.

Никто их не допрашивал, не требовал от них объяснений, никто даже и не разговаривал с ними. Вечером приказано было вывести арестованных. Солдаты стали цепью от телеграфной комнаты к выходу на платформу, и задержанных повели из здания направо по платформе. Арестованные не знали, куда их ведут, да и сложно им было представить, что сейчас их расстреляют без предъявления каких-либо обвинений, следствия и суда.

В 150 шагах от станции находился сложенный каменный уголь. Сторона его, обращенная к рельсам, представляла отвесную стену, высотой аршина в три. Здесь все задержанные и были расстреляны. Большевик Тарарыков крикнул: „Солдаты, помните – убиваете братьев своих, восставших против кровавого царя!“. Тотчас после выстрелов некоторые из железнодорожных служащих видели кучу трупов. Затем трупы были положены в товарный вагон и оставались здесь до утра под охраною караула семеновцев. Ночью ремонтные рабочие по приказанию жандарма вырыли на Бобровском кладбище братскую могилу, в которой наутро и были погребены все убитые.

19 декабря 1905 года полковник Риман с частью своего отряда отправился на станцию Ашитково, где во время получасовой остановки приказал расстрелять трех человек. В том числе поднятого с постели начальника станции Сергея Ивановича Виноградова и телеграфиста Фадеева. В ночь с 20‑го на 21 декабря 1905 года на дому в селе Боброве был арестован Василий Алексеевич Криворотов. Его привели на станцию и убили, похоронив рядом с братской могилой»³¹⁸.