Читать книгу - "Собственные записки. 1835–1848 - Николай Муравьев-Карсский"

Прибыв сюда в мае месяце 1839 года, мы уже застали нужду в народе от дурного урожая 1838 г.; постоянные засухи лишали нас надежд на урожай 1839 года, слухи о сем до нас доходили еще на пути следования нашего. Народ встретил нас на берегу реки у моста. Мы вошли прежде в церковь, где отслужили молебен, и оттуда пошли в маленький домик наш, который я кое-как отделал к приезду; ибо до того в нем не было средства жить (окна, двери не затворялись, крыша, потолок и стены протекали от дождей, по полам нельзя было ходить, мебели не было – ни одного стула, ни стола). Домик был отделан довольно чисто к приезду нашему, но теснота была чрезвычайная: всего пять маленьких комнат, в коих мы кое-как вместились и перезимовали на 1840-й год. Я учредил кабинет свой во флигеле. В таком виде находились и находятся еще теперь, после небольших исправлений, все заведения хозяйственные, требующие больших поправок и, следственно расходов, которых я, однако, не смогу еще положить на них, потому что доходы все обращаются на постройку нового дома, поглощающего большие издержки.

Скудная жатва, показавшаяся на полях, страшила уже поселян, как пожар в селе поразил всех ужасом. Это случилось ночью в конце июля месяца, когда весь народ был в поле. Надобно было выстроиться к осени, переселить несколько дворов, оскудевших еще до того от бедности и лени, а всего более поддержать упадший дух в народе. Я купил лес, возил его в самую рабочую пору, и удалось мне к осени выстроить 33 двора, что сопряжено, однако, было с чувствительным уроном в доходах моих и в состоянии крестьян, пострадавших от огня. Я выбрал несколько семейств, самых малонадежных к исправлению, перенес их ближе к полям и снабдил лошадьми и орудиями для работ. Место, где я поселил их, представляло большие выгоды в том отношении, что им не надобно было далеко ездить на работу, как здешним, у коих поля в 8 верстах от селения. Но там не было воды. Первые усилия мои для добывания оной были тщетны: вода в колодцах не показывалась; но мы, наконец, нашли ее. Я еще усилил воду построением плотины, и поселение сбылось. Оставалось сделать важнейшее – устроить надзор: ибо народ, переселенный в новую деревню, названную мной Пружинскими колодцами, был предан лени и предпочитал жить подаяниями. Тут нужно было настоящее терпение, и подвиг сей до сих пор стоит еще больших забот, но, кажется, будет иметь успех.

Едва успели несколько укрыть погорелых в новых домах, как скотский падеж истребил в несколько дней почти всех коров в селе. Лето было жаркое, все в полях засохло, и к тому присоединился смрад, распространившийся в воздухе от множества падали, которую небрежно зарывали.

Настала зима, зима холодная и без снега. Мы уже страшились лишиться семян, брошенных в землю осенью, и не имели продовольствия на зиму. Народ голодал. Надобно было выдавать хлеб в пособие. Толпы крестьян наполняли ежедневно контору с требованиями своими; раздача производилась небольшими долями, чтобы была возможность продовольстовать их до новой жатвы: ибо крестьяне не соображают будущих надобностей своих с настоящими средствами.

Жена моя, неопытная в обхождении с крестьянами и руководимая одним влечением сердца своего, допускала сперва крестьянок к себе для выслушания их жалоб и сама стала раздавать им печеный хлеб ежедневно. Мера сия поощрила всех ленивых, так что толпа народа не выходила из передней, и, наконец, до такой степени дошла наглость их, что они совершенно предупредили вход в дом, собирались иногда до 50 человек, в числе коих много было таких, коим в то же время выдавали в семейства муку из конторы. Сходбища сии продолжались почти целый год и прекратились только тогда, когда жена увидела, что пособия, даваемые ею, служили более к баловству крестьян и поощрению ленивых, чем к их собственной пользе.