Читать книгу - "Аз есмь царь. История самозванства в России - Клаудио Ингерфлом"

«Народная глупость». «Игра рабов» начала XVII века, переросшая в 1670 году в восстание, которое доставило много неприятностей царю, была возможна якобы только потому, что простонародье (или «черные люди», как их называли на Руси) «не умело думать» и готово было «принять за чистую монету» слова их атамана Разина о потаенном царевиче. Обойдем стороной два века, в течение которых бесконечно повторялись те же суждения о «глупом» народе, и обратимся к последней трети XIX века, когда дворянство говорило по-французски порой лучше, чем по-русски, а в университетах преподавали немецкие профессора. Вот что писал в своем отчете о состоянии раскола в Нижегородской губернии чиновник министерства внутренних дел, писатель и любитель этнологии П. И. Мельников-Печерский: «Преданность царскому роду, легковерие при распространении несодеянных слухов и, быть может, темные исторические воспоминания <…> породили в народе веру в самозванцев <…>. Вообще, при появлении самозванца народ наш как будто потеряет всякое соображение <…>. Рассказы до такой степени нелепы и даже противоестественные, что нельзя не признать их бредом сумасшедших людей, но русский народ верит всякой подобной сказке, и чем нелепее она, тем больше дается ей веры». Поразительная протяженность в два века, которая отделяет Алексея Михайловича, жаловавшегося на неумение русских людей думать, и чиновника-интеллектуала, отказывавшего своему народу в той же способности. Мельников «деварвизировал дикаря»⁹, уподобляя его себе, то есть лишал народ свойственных ему категорий мышления и наделял своими, чтобы в итоге заключить, что народ ими не владеет, и тем самым доказать его глупость. Народ «несет бред», утрачивает «всякое соображение». Что делать с таким народом? Ответ на этот вопрос содержится в анонимном письме какого-то самарского помещика от 17 июля 1861 года, которое я нашел в архиве. Оно написано по-французски, но слова, приписываемые крестьянам, приведены на русском, что усиливает и подчеркивает дистанцию между цивилизацией и варварством: «Ты не представляешь, до какой степени тупы наши крестьяне! Сначала мы обращались с ними как настоящие отцы-помещики, заботясь о соблюдении их интересов даже в ущерб нашим собственным <…>, но эти тупицы отчасти по недоверию, отчасти же и даже больше по полному онемению их умственных способностей постоянно отклоняли все наши предложения. Уставная грамота уже нами составлена, остается только подписать ее после сходки. Если они и дальше станут упрямиться («Воля милости вашей, мы люди темные, грамот не знаем и взять в толк не можем»), придется ехать в Самару и просить у властей средств поубедительней (то есть солдат. – К. И.), чтобы они наконец решились высказаться. <…> Пусть власти примут меры».