Читать книгу - "Посреди жизни - Дженнифер Уорф"

Увидев детей, я пришла в себя. Попробуйте-ка предаваться мрачным и серьезным мыслям, когда вокруг дети. Их смех, их споры, их бесконечные вопросы, переживания по поводу потерянного мелка или книги, беготня по дому в поисках спортивной обуви – все эти мелочи вернули меня к нормальной жизни. Мы сели завтракать, и я с удивлением обнаружила, что проголодалась. Затем раздался стук в дверь – пришла подружка моих дочерей, а за ней еще одна, и девочки побежали все вместе по дороге в начальную школу. Я легла в постель и заснула: жизненная сила детей вытеснила мысли о жизни и смерти.

Доктор Хайем не умер, но и не выжил. Его сердце уже давно отказывалось работать, а теперь начали отказывать и другие жизненно важные органы. Шаг за шагом продолжался распад.

Нарушение кровообращения из-за сердечной недостаточности влияет на работу всех органов тела. У доктора Хайема оно вызвало застойные явления в легких, и ему было очень трудно дышать. Жидкость накапливалась в нижних отделах легких, и он дышал с клокочущим, булькающим звуком. Присоединилась инфекция, развилась пневмония, которую лечили антибиотиками.

Застойные явления из-за плохой работы сердца создавали нагрузку на почки, которые с трудом выделяли отходы жизнедеятельности. Уремию, то есть интоксикацию организма из-за почечной недостаточности, сдерживали высокими дозами диуретиков.

Повысилась и нагрузка на печень, которая уже была сильно увеличена из-за диабета и еле справлялась. Поджелудочная железа, желчный пузырь, кишечник – уже ничто не могло нормально функционировать.

Из-за застоя крови жидкость из мельчайших кровеносных сосудов выходит в окружающие ткани и накапливается в них. Возникает отек. В брюшной полости появилась свободная жидкость – асцит. Доктор Хайем был полностью прикован к постели. Он лежал там день за днем с распухшими ногами, ягодицами, мошонкой, с животом, увеличенным из-за асцита. И, несмотря на все наши усилия, появлялись пролежни.

Был ли затронут его мозг? Доктор Хайем почти не разговаривал в эти последние недели. Когда он пытался что-то сказать, его речь была невнятной и еле слышной. Обычно его глаза были закрыты, но, когда он открывал их, зрачки были расширены и неподвижны. Реанимация была быстрой, но, возможно, недостаточно быстрой. Небольшие участки мозга, возможно, умерли без кислорода в течение нескольких минут, прошедших от начала до конца реанимации.

Весь медицинский персонал больницы проявлял большой интерес к доктору Хайему: прямой массаж сердца был достаточно необычен для маленькой пригородной больницы шестидесятых годов. Ординатор, возглавлявший бригаду, стал чем-то вроде знаменитости. Персонал толпился вокруг кровати, читая записи и рассматривая аппараты, показатели и капельницы с исследовательским интересом. Кардиолог говорил со специалистом по легким, уролог – с гастроэнтерологом, а диабетолог – с диетологом. Они снимали электроэнцефалограммы, кардиограммы, записывали результаты анализов крови и электролитный баланс (электролиты были в то время в моде), делали рентген грудной клетки, откачивали жидкость из легких, измеряли уровень инсулина в крови и нарастающий ацидоз, меняли лекарства, снова меняли, пробовали новые лекарства, снова меняли их и увеличивали дозировки. Они проводили специальные консилиумы для обсуждения этого случая – словом, делали все, что могли.

Но дни сливались в недели, и доктора навещали его все реже, а уходили все быстрее. Они просто потеряли интерес, или страсть к прогрессу поутихла? Или больше из доктора Хайема ничего нельзя было извлечь для науки или для биохимии? Врачи склонны считать, что если пациент умирает, то это их личный провал, и часто устраняются, если процесс продолжается слишком долго. А доктор Хайем был все в том же положении – ни живой, ни мертвый. И, наверное, зрелище этой медленной смерти оказалось для них невыносимым.

Врачи принимали все решения по поводу физического состояния доктора Хайема. Но они не видели подробностей того, к чему приводили эти решения: ведь только медсестры видели те муки и унижения, которые ему пришлось вытерпеть.

Ежедневно, ежечасно мы лечили пролежни, которые развивались из-за неподвижности, отеков и водянистого поноса, которым он страдал в первые дни после реанимации. Пролежни быстро превращались в огромные зловонные дыры. Мы накладывали на них флавиновую марлю, но дыры чернели по краям от недостатка кровоснабжения. Диарея прошла, и на смену ей пришел хронический запор, с которым не могли справиться ни слабительные, ни клизмы, поэтому медсестре пришлось вручную удалять из его прямой кишки плотные комки фекалий. Когда я прочла об этом в дневном отчете, я могла только изо всех сил надеяться, что мозг доктора Хайема был достаточно поврежден и он просто не осознавал, что делает молодая медсестра.

Мы кормили его с ложечки небольшим количеством полужидкой пищи. Но это было трудно, и еда часто вытекала из уголков рта. Все время нужно было следить за количеством пищи и жидкости и за количеством глюкозы в капельнице, а также соотносить их с дозами инсулина, чтобы контролировать диабет.

Дыхание всегда было затрудненным – настолько, что это просто тяжело было наблюдать. Его кашлевой рефлекс был сильно подавлен, и он не мог откашлять мокроту из легких. Иногда изо рта вытекала пузырящаяся пенистая жидкость. Пришел физиотерапевт, чтобы провести массаж и таким образом помочь ему откашляться, но это вызвало такую сильную боль в его сломанных ребрах, что от этой затеи пришлось отказаться. Из-за застоявшейся инфицированной жидкости в легких дыхание стало зловонным. Было решено провести плевроцентез. Мы ввели канюлю, и по дренажу вышло немного жидкости. Это на некоторое время ослабило давление, но не остановило накопление жидкости. Казалось, что доктор Хайем в ней просто утонет.

Катетер был на месте все время, и это позволило избежать недержания мочи, которое могло бы усугубить пролежни. Но катетер приходилось менять каждые несколько дней и очищать – это неприятно, и если доктор Хайем еще что-то понимал, то, наверное, это его смущало. Если мы каждые два часа не смазывали ему рот глицерином, язык становился таким сухим, что верхний слой шелушился, а из горла можно было вытащить ленты серого, тягучего вещества.

Врачи ничего из этого не видели. Младшие врачи иногда имеют представление о том, какие страдания и унижения испытывают больные и как за ними ухаживают медсестры. Да, младшие врачи, но не уважаемые консультанты. Чем старше врач, тем меньше он знает о неприятных подробностях. Ни одна из них не появится в медицинских учебниках – их пишут эксперты, проводящие большую часть времени в лабораториях и библиотеках. Только медсестры находятся у постели больного. И не рассказывают о том, что видят.

Конец наступил, когда почечную недостаточность и застарелый диабет уже невозможно было контролировать. За несколько дней развился ацидоз, из-за которого возникла резкая боль в животе, уменьшился объем мочи. Затем кровяное давление упало, пульс стал быстрым и едва ощутимым, глазное давление было низким, а кожа – очень сухой. Было решено больше не пытаться лечить его, и он впал в диабетическую кому, из которой уже не вышел.

Доктор Хайем тихо умер через пять недель после успешной реанимации.