Читать книгу - "Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович"

Неясно, в каком смысле летописец употребил слово первая по отношению к «дружине» – «лучшая, выдающаяся» или «прежняя», причём если в первом смысле, то по какому критерию «дружина» была определена как «лучшая». Горский, очевидно, делает выбор в пользу первого варианта (хотя и не обосновывает этот выбор) и именно в социальном плане, то есть видит противопоставление «первой дружины» «уным» как отражение «внутридружинной иерархии». Такой взгляд подразумевает, что князь перестал советоваться с боярами и доверился людям более низкого статуса («младшим дружинникам»). Примеры предпочтения князьями в «думе» и в управлении каких-нибудь фаворитов (часто низкого происхождения) известны по источникам XII в. Однако во всех этих примерах «негодование» (пренебрежение) князя знатью очень быстро приводило к самым печальным для него последствиям, вплоть до изгнания и гибели^[465]. Всеволод же благополучно правил вплоть до своей смерти, а после неё никакого социального недовольства летопись не отмечает. Можно также обратить внимание на то, что если бы в текст было заложено социальное противопоставление двух групп княжеских советчиков, то ожидалось бы семантическое соответствие слов, их характеризующих: если одна часть дружины «пьрвая», то другая– «вторая» (или «последняя» или какая-то ещё в таком же духе), если одни «уныи», то другие «старейшие» и т. п.

В виду этих сомнений тем более важно подчеркнуть, что «социальное» прочтение этого летописного известия далеко не единственно возможное. Первая может указывать и просто на более достойных, умудрённых опытом и отличившихся заслугами и т. п. Если же «первую дружину» понимать как «прежнюю», то в ней надо видеть тех людей, которые пришли с Всеволодом в Киев из Переяславля, и тогда киевской знатью надо считать как раз скорее «уных». Тогда слово уныи надо понимать просто как «молодые по возрасту», а не как «младшие по статусу»^[466]. В летописи есть прямая аналогия такому пониманию. Пример обвинения молодых советчиков из знати в дурных советах князю видим в Галицко-Волынской летописи под 6797 (1289) г.: волынский летописец с осуждением сообщает о занятии князем Юрием Львовичем Берестья (с нарушением завещания князя Владимира Васильковича) и уточняет, что князь так поступил по «CBTyry безумных своихъ бояръ молодых»^[467].

Употребление уныи в смысле «молодые по возрасту» вполне могло сочетаться и с тем, что под «первой дружиной» подразумевались всё-таки виднейшие люди по их социальному положению, – то есть оба элемента этого сопоставления выступали в значениях, не коррелирующих прямо друг с другом, а корреляция могла происходить только во вторичных смыслах и, если она вообще и имелась в виду самим автором, была заложена им в «подтекст» (например, если «уныи» были молодыми боярами, но летописец хотел их представить как менее достойных – во всех смыслах – по сравнению с боярами старшего поколения). Наконец, замечу, что в любом случае ничто не обязывает нас видеть в «первой дружине» именно киевскую знать, как считает Горский, – противопоставления по связи людей с Киевом в тексте нет.

Два других упоминания происходят из той же годовой статьи, но из совсем другого рассказа (может быть, принадлежащего и другому автору) – о вокняжении в Киеве Святополка, пришедшего из Турова, и его борьбе с половцами. Здесь автор, настроенный явно в пользу Владимира Мономаха и скептически к Святополку, сначала сообщает об ошибке Святополка, не заключившего мир с половцами. «Святополкъ же, – читаем в ПВЛ, – не здумавъ с болшею дружиною отнею и строя своего, но свѣтъ створи с пришедшими с нимъ», и посадил половецких послов под стражу^[468].

«Болшая дружина отня и строя своего» – это указание на тех людей, которые служили Всеволоду, а до него ещё отцу Святополка Изяславу и которые стали служить Святополку. Эпитет «болшая» может указывать на их численное превосходство, либо на их более важные роль и значение. Конечно, они как киевляне противопоставляются людям, пришедшим со Святополком из Турова. Но смысл противопоставления здесь не в том, чтобы отличить «большую дружину» как особую высшую часть дружины от «младшей» или «меньшей» дружины» (таковая здесь и не упоминается), а чтобы противопоставить две группы знати в окружении князя – доставшиеся ему «по наследству» киевляне и пришедшие с ним его люди, которые для него были, конечно, на первых порах более доверенными и надёжными, но худородность которых нет причин предполагать. Это замечание летописца о «большей дружине» из людей, служивших Изяславу и Всеволоду, никак не соотносится с предыдущим известием о предпочтениях Всеволода в выборе советников. Можно, конечно, допускать, что кто-то из этих людей подразумевался и в составе той «первой дружины», но кто именно, все ли или частично – это никак не может быть вычислено.

Этот же рассказ продолжается другим эпизодом. Половцы стали «воевать», а Святополк решил дать им отпор, рассчитывая прежде всего на своих отроков, которых у него было 800 человек (что это за отроки, составляющие столь внушительный контингент, говорится в следующей главе^[469]). Однако, в его окружении возникли разногласия, какую политику надо вести: «смыслении мужи» стали его отговаривать от преждевременных самостоятельных действий, а «друзиинесмыслении» подталкивать его к войне^[470]. Горский почему-то считает, что «смыслении» были «противопоставлены отрокам Святополка»^[471]. На самом деле противопоставление другое: «смыслении» contra «несмыслении». Хотя далее мы узнаём, что среди «смыслених» был Янь Вышатич, киевский боярин, информатор составителя ПВЛ, из этого совсем не следует, что все «смыслении» были именно «киевской служилой знатью», а «несмыслении» были не-киевлянами и не принадлежали к знати. Можно, конечно, предположить, что здесь продолжается критика в адрес людей, пришедших со Святополком из Турова, и они-то и названы «несмыслеными», но в любом случае разделения «дружины» на «старшую» и «младшую» в этом эпизоде увидеть нельзя.

Таким образом, на мой взгляд, из разнородных сообщений статьи ПВЛ (1093) г. делать вывод о «внутридружинной иерархии» (с разделением «служилых людей» князя на две институционально оформленные части) было бы неправильно. Безусловно, эти сообщения свидетельствуют о неоднородности княжеского окружения, которое обозначалось как «дружина», но эта неоднородность вырисовывается совсем не такой, какой её представляет концепция «старшей» и «младшей дружины». Речь идёт не о слоях в «дружинной корпорации», а о предпочтениях князя в выборе советников, разногласиях по конкретным военным или политическим вопросам («смыслении»/«несмыслении»), противопоставлении знати, доставшейся князю «по наследству» от предшественников и пришедшей с ним из другой области. Даже если признать, что под «первой дружиной» в рассказе о Всеволоде имелась в виду именно и только знать в его окружении, прямого и последовательного (хотя бы в двух эпизодах из трёх) противопоставления этой знати каким-то другим слоям или группам в летописи разглядеть нельзя. Дополнительные определения к слову дружина или другим обозначениям (например, «мужи») каждый раз особенные, то есть делаются ad hoc, и, хотя и отражают неоднородность людей в княжеском окружении, совсем не являются устойчивыми определениями и тем более терминами в настоящем смысле слова.