Читать книгу - "Марк Аврелий - Франсуа Фонтен"

Легитимность власти восстановилась так легко и быстро, что прямо удивляешься легкомыслию плана Кассия, если не думать, что он на какой-то миг действительно решил, что Марк Аврелий при смерти. Как только император, приняв вызов, появился на публике, шансов у мятежника не оставалось. «Однако, — пишет Дион Кассий, — когда он узнал, что Марк Аврелий жив, он зашел уже слишком далеко, чтобы покаяться; он захватил область до Таврийских гор и готовил свое признание провинциями». Это вполне возможно. Следует вспомнить, что Кассий воспитывался в Египте в семье наместника, имевшего в Александрии больше власти, чем император в Риме. В Сирии его семейство занимало ключевые позиции, в Египте его сын Мециан служил на важнейшей должности, а его зять Дриантиан был одним из главных чиновников в Ликии. Как же этот клан с крепчайшими корнями, возглавляемый легендарным полководцем, мог смотреть не свысока на императора, никогда не ступавшего на землю восточных провинций, расточавшего богатства Империи в нескончаемых войнах с северными варварами?

Чтобы в этом убедиться, не обязательно обращаться к письмам Кассия Дриантиану, записанным в «Жизнеописаниях Августов»: по мнению всех историков, они подложны. Но и здесь фальсификатор опирается на расхожие мнения того времени: «Несчастна Республика, попавшая во власть богачей и желающих разбогатеть! Марк Аврелий, конечно, добрый человек, но он сохраняет жизнь людям, поведение которых сам осуждает, чтобы хвалили его доброту… Он занимается философией, рассуждает о милосердии, о природе души, о правде и неправде, и не чувствует нужд отечества». В этом пассаже следует видеть отзвук памфлетов, которые партия Кассия — сенаторы и всадники, занимавшиеся бизнесом, отпущенники, связанные с восточной торговлей, распространяли в Риме. Этих людей германская война касалась только постольку, поскольку стоила денег и человеческих жизней. Они вспоминали республиканские добродетели, пользуясь памятью другого Кассия^[55] — Авидия, — но это была демагогическая уловка. Дело для них было в том, чтобы восстановить доходные связи между Востоком и Западом, покончив с разорительной борьбой Севера и Юга.

Кассий мог еще долго продержаться: ему хватало денег, было на кого опереться политически. Он покорил основную массу антиохийцев. Но тайные силы уже действовали против него и привели к краху его авантюры. «Марк Аврелий еще готовился к походу, — сообщает Дион, — когда пришла весть о гибели Кассия. Некий центурион по имени Антоний, встретив его на дороге, ранил его в шею, но рана не была смертельной, потому что убийца слишком быстро проскакал на коне мимо. Тогда некий декурион ударил его еще раз. Они отрубили ему голову и отослали императору». Дело свершилось моментально, и никто на месте не вступился за полководца: это доказывает, что сирийское войско боялось схватки с европейскими легионами, о скором приходе которых уже было известно. Убийцы Кассия знали, что им ничего не грозит. Впрочем, их ждало и большое разочарование, ибо, как пишет Капитолин, «Марк Аврелий не высказал никакой радости, узнав об убийстве Кассия, и велел немедленно похоронить его голову».

И не только Антоний с товарищем были разочарованы поведением императора с заговорщиками. «Он запретил сенату сурово наказывать причастных к этому делу и велел не осуждать на смерть ни одного из сенаторов… Казнили только несколько центурионов». Из главных виновников лишь Мециан в Египте поплатился жизнью, за остальными установили надзор, причем они сохранили почти все состояние. Но историки, расточая похвалы снисходительности Марка Аврелия, дают понять, что на то были не только нравственно-философские причины. Новая сцена «милосердия Августа» действительно украсила царствование, но в первую очередь помогла скрыть неприглядную сторону дела. Настойчивое желание императора провести в Риме всеобщую амнистию доказывает, что там держалась атмосфера всеобщей подозрительности и сведения счетов, в которой издали трудно было разобраться, чтобы держать под контролем. Проще было решить, что с головой Кассия похоронен и мятеж. И все-таки на Востоке стереть его следы было не так-то просто. Раскол увлек несколько миллионов человек, военные и гражданские служащие остались неверны присяге. Могла ли всеобщая амнистия все привести в порядок? Не следовало ли провести дознание о поведении некоторых лиц? Еще никогда со времен гражданской войны, последовавшей за смертью Цезаря, а век спустя — со смертью Нерона, перед Империей не стояла такая политическая и нравственная дилемма.

Но мы подошли к тому месту, где следует исследовать проблему еще глубже. В рассказах о мятеже Кассия так часто говорится об ответственности императрицы за его начало, что ясно: уже современники никак не могли серьезно не подозревать ее. Мы видели недвусмысленные обвинения Диона Кассия, позднейшие намеки Капитолина, утверждавшего, что источником его был Марий Максим. В то же время Вулкатий Галликан, под именем которого дошла до нас «Жизнь Авидия Кассия», утверждает: «Фаустина ничего не знала об этих событиях, хотя Марий Максим, который всегда старался ее оклеветать, предполагает, будто она была сообщницей Кассия. Но осталась переписка императрицы с мужем, где она просит его как можно суровее наказать мятежников». Соблазнительно было бы взять и прямо подшить эти письма к делу, но они, к сожалению, очень похожи на специально сфабрикованные; невзирая на трогательную защитительную речь Ренана, историки ими не пользуются. Так что следы правды приходится искать в других местах.