Читать книгу - "Незабываемое - Анна Ларина-Бухарина"

А шуточную статью, на этот раз действительно фантастическую, опубликованную в «Правде» 7 ноября 1920 года, он подписал: Л. А. Рин. Из этой статьи мне запомнилось место, касающееся Бухарина. Ларин писал, что вскоре наука дойдет до такой степени развития, когда каждый человек по своему желанию сможет превращаться из мужчины в женщину и наоборот. Эксперимент решил провести над собой Бухарин и стал Ниной Бухариной — девушкой с длинной русой косой. И, насколько мне помнится, Нина не смогла вновь стать Николаем^[72].

Круг интересов Ларина был необычайно широк. Он серьезно увлекался астрономией, регулярно читал литературу в этой области. Каждый раз, бывая в Крыму, посещал Симеизскую обсерваторию, а в Ленинграде — Пулковскую. Ученые-астрономы поражались его знаниям. Он прекрасно знал историю и страстно был увлечен археологией.

Неугомонность его натуры проявлялась во всем. Когда была объявлена всесоюзная викторина, принял участие в ней и получил первый приз. Он всегда тянулся к новаторам. Мало кому известный в то время доктор Казаков (впоследствии он обвинялся по одному процессу с Бухариным и был расстрелян), которого считали шарлатаном в медицине, чтобы убедить в эффективности применяемого им метода лечения, а лечил он средством, приготовленным из мочи беременных женщин (лизатами или гравиданом), от самых различных заболеваний, приводил в кабинет Ларина своих пациентов, еле державшихся на ногах, а потом показывал их здоровыми. После этого Ларин стал помогать Казакову в организации института экспериментальной медицины. Доктор-ветеринар Тоболкнн добился через Ларина организации Сухумского обезьяньего питомника, опять-таки в целях экспериментальной медицины. Специалист по сое Брагин увлек Ларина разведением соевых бобов и т. д.

Его трогали даже мелочи, к примеру название деревни Кобылья Лужа. Однажды, проезжая мимо этой деревни, Ларин решил зайти в сельсовет и поговорить с председателем о ее переименовании. Председатель оказался на месте. «Уж слишком некрасивое название досталось вашей деревне от дореволюционного прошлого, надо придумать новое», — сказал Ларин. Председатель легко согласился. Вскоре, когда отец вместе со мной опять оказался около этой деревни, он издали увидел новую вывеску на избе сельсовета: «Деревня Советская Лужа — Советсколужинский сельский совет». Трудно передать выражение лица изумленного и потрясенного Ларина.

В первые годы после революции была еще безработица, существовала биржа труда. Многие обращались к Ларину за помощью в устройстве на работу. Помощь эта приняла такой широкий размах, что кабинет Ларина шутя называли «Ларинская биржа труда».

Он помогал несправедливо обвиненным в бюрократизме, несправедливо исключенным из партии и, когда это было возможно, незаконно репрессированным.

Еще об одном случае, ярко характеризующем личность отца, мне хочется рассказать. Однажды в его кабинет вошла незнакомая женщина, сказала, что муж ее погиб на фронте, осталось трое малых детей и что они голодают, — просила помочь. В тот момент деньгами отец существенно помочь не мог, хотя небольшую сумму дал. Но выход мгновенно нашел: вытащил из чемодана матери песцовый воротник, купленный ею себе на пальто, и отдал женщине. Та ушла вполне удовлетворенная. Мать была рассержена: «А ты уверен, что эта особа не аферистка?» «Неужели!» — воскликнул отец, в тот момент и сам заподозрив это. Женщина была довольно хорошо одета.

Однако Ларин помогал людям лишь тогда, когда это не противоречило его нравственным принципам, в противном случае ни о какой помощи и речи не могло быть. Мне вспоминается, как однажды позвонили из Наркоминдела и сообщили, что из Берлина по дипломатическим каналам для Ларина прибыла посылка. Обычно таким путем отцу посылали книги экономического характера. На этот раз вместо книг на его имя пришла большая вещевая посылка с женским бельем, кофточками, детскими вещами, игрушками и т. д. Отец недоумевал, пока на следующий день не позвонила незнакомая женщина и вежливо попросила передать ей вещи, присланные родственниками из Берлина через посольство на имя Ларина, дабы избежать уплаты пошлины за посылку.

— Вы ничего не получите, — ответил рассерженный Ларин, — я не разрешаю использовать мое имя в таких целях.

— Что же, вы присвоите себе чужие вещи? — заволновалась женщина.

— Обязательно присвою, — ответил разгневанный Ларин и положил трубку.

Все было роздано уборщицам из «Метрополя», с разъяснением, откуда взялись эти вещи.

Быть может, рассказанные эпизоды покажутся мелочью, ненужными деталями, на которых не стоило бы останавливаться, но, как я думаю, как раз эти мелочи дополняют, а возможно, даже определяют собой наиболее существенное в сложном портрете моего отца.