Читать книгу - "Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов"

Тут мне хочется сказать несколько слов о сестрах милосердия. В этот день группа их представительниц порадовала меня своим спокойствием и присутствием духа во время падения бомбы. А теперь я невольно вспомнил о том, как много наветов и грязных рассказов ходило во время войны о сестрах вообще, и как это меня всегда возмущало.

Спору нет, что были всякие между ними, но я считаю своим долгом перед лицом истории засвидетельствовать, что громадное большинство из них героически, самоотверженно, неустанно работали, и никакие вражеские бомбы не могли их оторвать от тяжкой, душу раздирающей работы их над окровавленными страдальцами – нашими вои-нами. Да и сколько из них самих было перекалечено и убито…

В тот крещенский, богатый впечатлениями день, ко мне приехал ген. Микулин^[69], старый знакомый моей жены по Одессе. Он пригласил нас всех приехать в его дивизию на праздник-маскарад, который устраивали солдаты. Я охотно согласился, и мы поехали по направлению к Клевани, поближе к передовым позициям.

Удивительно, на что только наш солдат ни способен, чего он только самодельно, с большим искусством ни наладит.

На большой поляне перед лесом, в котором были расположены землянки этой дивизии, нас поместили, как зрителей удивительного зрелища: солдаты, наряженные всевозможными народностями, зверями, в процессиях, хороводах и балаганах задали нам целый ряд спектаклей, танцев, состязаний, фокусов, хорового пения, игры на балалайках. Смеху и веселья было без конца. И вся эта музыка, шум и гам прерывались раскатами вражеской артиллерийской пальбы, которая здесь была значительно слышней, чем в штабе. А среди солдат и офицеров царило такое беззаботное веселье, что любо-дорого было смотреть.

Вскоре после этого многие из провожавших нас с этого веселого праздника были убиты, и первый из них – энергичный и любимый солдатами ген. Микулин. А в ту лунную красную ночь, когда, наконец, после чая в землянке гостеприимные хозяева нас отпустили домой, никто из них не думал о смерти, несмотря на близость неприятеля.

В этом празднике принимали участие и внесли много оживления чехи из чешской дружины. Эта дружина имеет свою маленькую историю. Почему-то Ставка не хотела ее организовать и опасалась измены со стороны пленных чехов. Но я настоял, и впоследствии оказалось, что я был прав. Они великолепно сражались у меня на фронте. Во все время они держали себя молодцами. Я посылал эту дружину в самые опасные и трудные места, и они всегда блестяще выполняли возлагавшиеся на них задачи.

Положение, в котором находилась моя армия, в особенности правый фланг ее, мне не нравилось. Я считал, что необходимо стараться откинуть противника к западу с тем, чтобы укрепиться на Отыри от Торговицы – Луцка к северу и далее на Стоход, всемерно стараясь захватить Ковель. Для выполнения этого намерения у меня не было достаточно сил; с другой стороны, ко всяким наступательным операциям главнокомандующий продолжал относиться скептически и думал, главным образом, лишь о том, чтобы не пустить врага дальше к востоку и предохранить от нашествия Киев.

В это-то время его распоряжением начали воздвигаться полосы укрепленных позиций, в несколько сот верст длины каждая, и было построено несколько мостов через Днепр. Стоимость этих сооружений была колоссальная, но для защиты края они не пригодились, так как мы противника дальше не пустили.

Насколько Иванов не верил больше в стойкость войск, можно видеть из того, что укрепленные полосы стали строиться не от неприятеля в глубь страны, а обратно – от самого Киева по направлению к противнику. Когда впоследствии я был назначен главнокомандующим этим фронтом, то оказалось, что вблизи от противника никаких укреплений не было, а таковые были воздвигнуты внутри страны далеко от линии фронта. Вообще, Иванов поставил себе целью предохранить юго-западный край от нашествия противника, но, очевидно, не особенно верил в возможность выполнить это благое намерение.

Что же касается не только выигрыша войны, но даже остановки наступления врага, – в это он не верил. И в этом ничего мудреного нет, так как ни он войск, ни войска его совершенно не знали. За все время его главнокомандования он только один раз посетил армии, причем посещение его заключалось в том, что он в двух-трех местах видел резервы, с которыми довольно-таки бестолково поговорил, – и уехал.

Мою армию он посетил в то время, когда я стоял на Буге; утром приехал к штабу, видел, в совокупности, около четырех батальонов и вечером уехал. Понятно, что при таких условиях он пульса жизни армии не чувствовал и не знал, а вместе с тем по натуре он был очень недоверчив и самонадеянно думал, что он все знает лучше всех.

Пользуясь той задачей, которую он на себя возложил, я выпросил у него еще дивизию, 2-ю стрелковую, чтобы усилить мой правый фланг, – тем более что фронт 8-й армии, с протяжением его до Кухоцкой Воли, оказался страшно растянутым. Из 2-й и 4-й стрелковых дивизий был сформирован новый 40-й корпус, который по составу своих войск был несомненно одним из лучших во всей русской армии; этим-то корпусом, его соседом 30-м корпусом и конницей я решил нанести короткий удар правым флангом в расчете отбросить немцев от Чарторыйска и захватить Колки, дабы сократить фронт и поставить врага в худшие жизненные условия в течение зимних месяцев.

На 4-ю стрелковую дивизию возложена была самая тяжелая задача – взять Чарторыйск и разбить 14-ю германскую пехотную дивизию. Подготовка к вышеуказанной операции велась очень тайно, и можно сказать, что элемент внезапности был сохранен в полной мере. Немцы, стоявшие на левом берегу Стыри от Рафаловки до Чарторыйска, были разбиты наголову, захвачено было много пленных, между прочим – почти целиком полк кронпринца германского и германская гаубичная батарея.

Неприятель в большом замешательстве был отброшен к западу. Но Колки, невзирая на все усилия, взять не удалось, потому что два соседа, корпусные командиры, сговориться не сумели и только кивали один на другого и друг на друга жаловались. Виновного в нерешительности командира 40-го корпуса пришлось сместить, но время было уже упущено, германцы успели прислать серьезную поддержку своим разбитым частям, и пришлось удовольствоваться тем успехом, который мы одержали.

За эту зиму пришлось мне много повозиться с партизанскими отрядами. Иванов, в подражание войне 1812 года, распорядился сформировать от каждой кавалерийской и казачьей дивизии всех армий фронта по партизанскому отряду, причем непосредственное над ними начальство он оставил за собой. Направил он их всех ко мне в армию с приказанием снабдить их всем нужным и направить затем на северо-запад в Полесье, дав им там полный простор для действий.

Это и было исполнено. Хозяйственной части армии от всей этой истории пришлось тяжко ввиду непомерного увеличения работы для снабжения партизанских отрядов вещами и деньгами. С самого начала возникли в тылу фронта крупные недоразумения с этими партизанами. Выходили бесконечные недоразумения с нашими русскими жителями, причем, признавая только лично главнокомандующего, партизаны эти производили массу буйств, грабежей и имели очень малую склонность вторгаться в область неприятельского расположения.