Читать книгу - "100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин"

Выборный доносил так:

– Во всю ночь, государь наш, вокруг боярского вашего дома ходили, в колотушки стучали, в ясак звенели и в доску гремели, в рожок, государь, по очереди трубили, и все четверо между собою громогласно говорили; нощные птицы не летали, странным голосом не кричали, молодых господ не пугали и барской замазки не клевали, на крыши не садились и на чердаке не возились.

Заключительное слово произносил староста:

– Во всех четырех деревнях, милостию Божию, все обстоит благополучно и здорово: крестьяне ваши господские богатеют, скотина их здоровеет, четвероногие животные их пасутся, домашние птицы несутся; на земле трясения не слыхали и небесного явления не видали. Кот Ванька и баба-зажигалка в Ртищеве проживают, и, по приказу вашему боярскому, невейку ежемесячно получают, о преступлении своем ежедневно воздыхают и вас, государь, слезно умоляют, чтобы вы гнев боярский на милость положили и их бы, виновных рабов своих, простили.

(Требуется пояснение. Бабой-зажигалкой велено было называть женщину, учинившей по неосторожности пожар. Кот Ванька был любимцем Василия Васильевича. Однажды он забрался в сетку, где хранилась живая рыба для барского стола, наелся, но запутался в сети, удавился. Слуги доложили хозяину о преступлении кота, умолчав о его смерти, после чего было приказано отправить Ваньку в ссылку.)

Выслушав донесения, Василий Васильевич отпускал докладчиков. Ему приносили чай. Впереди шел один служитель с большим медным чайником с кипятком, за ним другой нес большую железную жаровню с горячими угольями; шествие заключал выборный с веником, насаженным на палку для обмахивания золы и пыли. Поставив на железный лист жаровню, а на нее медный чайник и сотворив молитву Иисусову, слуги тихо выходили. Барин посылал за своим старшим сыном, которого поднимали с постели. После чаепития барин отправлялся к литургии и становился в церкви на своем особенном месте.

Спать он ложился засветло после сытного обеда. По приказу и после молитвы захлопывались со страшным стуком ставни и закреплялись железными болтами. Дворецкий входил в кабинет барина и получал наказ для передачи всем остальным (дворовых было около трехсот человек):

– Слушайте приказ боярский. Смотрите, всю ночь не спите, кругом барского дома ходите, колотушками громче стучите, в рожок трубите, в ясак ударяйте. по сторонам не зевайте, и помните накрепко: чтобы птицы не летали, страшным голосом не кричали, малых детей не пугали, барской замазки не клевали, на крыши бы не садились и по чердакам не возились; смотрите ж, ребята, помните накрепко!

Подобный наказ давался старосте, а девица Воробьева перечисляла ключнику его обязанности. Не забыты были и семь кошек, которые на ночь привязывались к семиножному столу в гостиной. За каждой кошкой следила особая девка.

Прочитав вечернее правило, Василий Васильевич ложился в постель и, крестясь, произносил: «Раб Божий ложится спать, на нем печать Христова и утверждение, Богородицына нерушимая стена и защищение, Крестителева благословенная десница, хранителя моего ангела всесильный и все-мощный животворящий крест, бесплотных сил лики и всех святых молитвы; крестом ограждаюсь, демона прогоняю и всю силу его вражью искореняю, всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь!»

С вечера и всю ночь в Новоспасском раздавался гром, звон, стук, свист, гам и крик, трещанье и беганье четырех чередовых и стольких же караульных, призваных охранять барский дом от нечистой силы, которая, как известно, присутствует едва ли не всюду, закрадываясь даже в душу человеческую.

Зимовать Василий Васильевич отправлялся в Москву, для чего снаряжали около двадцати различных экипажей и до семидесяти лошадей. Впереди везли Владимирскую чудотворную икону Божьей Матери в золоченой карете и в сопровождении священника. Сопровождали процессию двадцать богато одетых верховых егерей.

К счастью для крепостных, причуды барина были безобидными, а сам он, хотя и строг, но не зол. Внешность Василия Васильевича была заурядной: невысок, сухощав, темноволос, с карими глазами, широким носом. Даже в восемьдесят лет он не употреблял очков и не потерял ни одного зуба; любил грызть орехи, которые для него мочили в кадках на целый год. Он постоянно носил на голове стеганую зеленую шапочку, сшитую в виде креста, так что одна полоса обходила вокруг головы, а две другие перекрещивались вверху. Согласно его завещанию, он был положен в этой шапочке в гроб, скончавшись весной 1781 года.

Его старший сын отслужил в Семеновском полку, а затем судьей в калужском надворном суде. Выйдя в отставку и обосновавшись в Новоспасском, стал он причудником, но в отличие от отца, не религиозного толка, а самого, что ни на есть, светского. Ему нравилось удивлять окружающих роскошью своего двора (усадебного) и разнаряженной дворни, среди которой были шуты и шутихи, дуры и дураки – как созданные таковыми природой, так и притворные.

Выезд барина происходил торжественно, словно царской особы, с гайдуками и скороходами, а в свите его состояли арабы, башкиры, татарки и калмычки. Гостям своим Головин задавал великолепные обеды и ужины, устраивал балы и причудливые маскарады. Были у него собственные оркестр, хор, цыганский ансамбль, который ему особенно нравился. Сопровождались празднества стрельбой из пушек и блистательными фейерверками.