Читать книгу - "Мы не "рабы", а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения - Лев Прозоров"

В самой же ранней, Кирилло-Белозёрской редакции «Задонщины» (названной так потому, что сохранилась в монастыре, основанном нашим знакомцем Кириллом, отшельником с Белого озера) Пересвета с братом и чернецами-то не именуют!

«Хоробрый Пересвет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди». Хорош смиренный инок, читатель? Дальше – пуще: «…а ркучи таково слово: «Лутчи бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели от поганых полоненным»».

Картина маслом кисти Репина, «Приплыли» называется. «Православный монах» проповедует самоубийство с помощью собственного меча, как предпочтительное плену. Да ведь это – нормальная этика русского воина-язычника времён Игоря или Святослава!

О русах, кидающихся на собственные клинки, лишь бы не попасть в плен к врагу, пишут грек Лев Диакон (о русах Святослава в Болгарии) и перс Ибн Мискавейх (про русов в городе Берда). А вот с точки зрения православного (не говорю уж – монаха) самоубийство тяжкий, непростительный грех.

Закрадывается, право, нехорошее подозрение – да были ли наши герои монахами? Если и были – то определённо не Троицкого монастыря, основанного Сергием Радонежским. В каждой обители существует такой особый список – синодик, или помянник. По нему поминают на службах всех когда-либо живших в обителях братьев.

Так вот, в поминальном перечне Троицкой обители имена Александра Пересвета и Родиона Осляби отсутствуют. Захоронены оба воина в Старо-Симоновском монастыре на территории Москвы, чего, конечно, не могло бы быть, если бы они были монахами Троицкой обители – та не допустила бы погребения столь именитых своих братьев вне своих стен, в «чужой» земле.

Между прочим, оба брата на момент битвы вовсе не были теми пухлогубыми, безусыми богатырями, которых изображает мультфильм «Лебеди Непрядвы». У младшего, Осляби, был уже взрослый сын Яков, погибший в Куликовской битве.

Не прервался и род старшего – спустя два столетия в Московию переедет литовский выходец Иван Пересветов, потомок героя «Мамаева побоища», страстный сторонник самовластия московских государей.

Стоп! Но отчего же – «литовский выходец»? Да оттого что оба брата именуются во всех источниках «боярами брянскими», иногда – «любучанами», выходцами из расположенного неподалеку от Брянска городка Любутска на Оке. А во времена Мамая и Дмитрия Донского это – земли княжеств Литовского и Русского.

То есть и Пересвет с Ослябею тоже «литовскоподданные», и под знамёна московского князя могли прийти лишь вслед за своим сюзереном, уже упоминавшимся нами Дмитрием Ольгердовичем, князем Брянским, основателем рода князей Трубецких.

Тогда, кстати, понятно участие Пересвета в первых стычках с татарами – ведь, как мы уже говорили, литовские витязи стояли в передовых рядах русского войска. Кстати, кого-то огорчу, кого-то – порадую: гибель Пересвета в поединке перед началом сражения также всего лишь поздняя легенда.

По «Задонщине», свою не слишком христианскую реплику Пересвет произносит, когда «иные уже лежат посечены у Дона Великого на берегу» – то есть битва в разгаре, а Пересвет – жив. Не знаю, как вас, читатель, а меня это только радует – очень было бы обидно, если б бывалый воин погиб, расплатившись за «свою жизнь лишь одной татарской».

Однако это не самое занимательное. Дело в том, что Дмитрий Ольгердович с братом Андреем, как мы с вами хорошо помним, читатель, на службу московскому князю перешёл зимой 1379/1380 годов. Сражение на поле Куликовом произошло, как известно, осенью 1380 года.

А теперь, как говорится, внимание: вопрос. Когда успели братья уйти в монахи, да ещё в монастырь, расположенный на территории Московского княжества, и пройти там хотя бы трёхгодичный, как помним, срок послушничества? Не говоря уж про схиму…

Вопросы, вопросы, вопросы. И ни одного ответа. Точнее, есть как раз один – на все вопросы разом.

Ни Пересвет, ни его брат Родион Ослябя на момент Куликовской битвы не были монахами. Ни Троицкого, ни какого-либо иного монастыря – монах освобождается от любых земных обязанностей, «умирает для мира», и следовать за сюзереном (уже бывшим) на территорию другого государства не должен.

Как я уже говорил, сами братья Ольгердовичи были крещены уже взрослыми людьми, первыми в своём роду. Судя по «святотатственным» высказываниям Пересвета, христианство не успело пустить глубокие корни и в душах их бояр – точно так же, как и в душе ведуна Боброка.

Уцелевший в Куликовской сече Ослябя служил впоследствии у митрополита Киприана, под старость же и впрямь постригся в монахи. Так и появился в летописях «чернец Родион Ослябя», ну а уж монахи-переписчики, видя, что он называет Пересвета братом, включили посмертно в свои ряды обоих героев Куликова поля.

И произошло это не ранее конца XV столетия, уже через век после битвы, когда иго татар было окончательно скинуто Русью и последняя попытка его реставрировать (хан Ахмат, стояние на реке Угре, 1480 год) провалилась. В те времена появилось много легенд, в том числе – «Сказание о Мамаевом побоище», перекроившее «на злобу дня» всю историю Куликовского сражения.

Тогда же появились первые, нескладные ещё рассказы о небывалом походе на Куликово поле злодея-литвина Ягайло, надумавшего ударить в спину православному воинству. В «Сказании» литву вообще ведёт на Куликово поле почивший за несколько лет до битвы Ольгерд – не иначе, злые литовские волхвы подняли мертвяка из могилы.

В летописях Москвы в те же времена впервые появляется сообщение о походе Ягайлы «с силой литовския и лятские». Вот только «лятская», польская «сила» у Ягайло в 1380 году – это из разряда тех же неграмотных сказок, что и покойник Ольгерд во главе войска.

Литва объединилась с Польшей – на свою, в конечном счёте, голову – лишь в 1385 году, через пять лет после сражения и ни в каких, кроме этих неграмотных сказок, источниках не упомянутого похода.

Вражда Москвы с Литвой, точнее, уже с Речью Посполитой, вступала в свою решающую фазу, и активнейшее участие литвинов в победе над Ордой требовалось замазать – сказочным ли походом Ягайлы на Русь, выдуманным ли монашеством – понятное дело, в стоящей на Московских землях обители – литовских витязей.

Требовалось кое-что замазать и церкви – своё… как бы это цензурно-то… своё, скажем так, поведение в годы ордынского ига. Епископов-бегунов и епископов, «чудесно спасшихся» в разорённых городах, проповеди о смирении перед захватчиками, молитвы за ордынского «царя» с семейством, монахов-баскаков и прочие милые шалости.

Хотя незадолго до того – вы не поверите, читатель, – церковь не скрывала своего сотрудничества с ханами, она им хвалилась! Когда Иван III посягнул на церковные земли, «святые отцы» заявили великому князю: «…мнози и от неверных и нечестивых царей… зело по святых церквах побораху, не токмо в своих странах, но и в Русийском вашем царствии, и ярлыки давали».

И козырями выложили на стол… те самые ярлыки, которые я недавно цитировал.

Не знаешь, на что умиляться больше – на это самое дивное «Русийском вашем царствии» или на оглушительно наглую попытку в недавно освободившейся от оккупации стране ссылкой на законы оккупантов, на выслуженные у захватчиков льготы.