Читать книгу - "Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева"

После смерти «чугунной императрицы» полноправной хозяйкой Зимнего дворца стала Александра Федоровна. Подчеркиваю: хозяйкой Зимнего дворца, но не России. Даже Екатерина Великая не называла себя хозяйкой России, хотя на самом деле была ею. Лишь одна из немецких принцесс, о которой речь впереди, посмеет провозгласить себя хозяйкой земли русской. У Александры Федоровны таких амбиций никогда не было. Власти она не жаждала вовсе – может быть, только власти над мужем. Но не как над императором, а как над мужчиной, как над отцом своих детей. И пока эта власть (абсолютная!) у нее была.

Смерть свекрови дала свободу, которой ей недоставало все 11 лет, прожитых рядом с Марией Федоровной. Впрочем, жесткое соблюдение правил придворного этикета, которого неотступно требовала свекровь, тяготило только поначалу. Потом сделалось привычным. Так что смерть императрицы-матери была для Александры скорее потерей, чем освобождением. Она понимала, что своей безоблачной жизнью во многом обязана свекрови. Видела: стоило той кого-нибудь невзлюбить – и жизнь попавшего в немилость превращалась в ад. Ей же повезло невероятно: Мария Федоровна ее полюбила. Правда, трудно сказать, полюбила как личность, или – как дело своих рук, которое, разумеется, не может быть никаким иным, кроме как безупречным. Ведь старшим ее сыновьям жен выбирала Екатерина, так что для Марии Федоровны они заведомо были неприемлемы. А эту, самую высокородную, выбрала она сама. А она не ошибается!

Вот как вспоминала Александра Федоровна свою встречу со свекровью: «Я много плакала при мысли, что мне придется встретиться с вдовствующей государыней, рассказы о которой меня напугали». При европейских дворах репутация у Марии Федоровны была вполне определенная, так что молодой принцессе было чего опасаться. Но все кончилось как нельзя лучше: «…Я очутилась в объятиях моей будущей свекрови, которая отнеслась ко мне так нежно и ласково, что сразу завоевала мое сердце».

Мне ее описывали как особу весьма требовательную по отношению к дочерям, которые и пошевелиться в ее присутствии будто бы не смели, но ко мне императрица Мария Федоровна относилась иначе, по-видимому, мой характер понравился ей. Я держала себя вполне естественно, была весела, откровенна, жива и резва, как подобает молодой девушке, тогда как великие княжны держали себя чопорно в ее присутствии и даже в обществе. Все в них было строго соразмерено, их манера держать себя в обществе, разговаривать, кланяться, и это, я полагаю, было гораздо совершеннее моих тогдашних манер.

Надо полагать, юная принцесса путает причину и следствие. Дело в том, что русские царевны вовсе не были по натуре ни чопорны, ни скучны (их дальнейшая жизнь – самостоятельная, не под крылом у родительницы – это безусловно подтверждает). Просто их с детства воспитывала (муштровала) матушка, и они научились вести себя так, как она того требовала. Прекрасно знали: противоречить ей не стоит – дорого обойдется. У Александры была совсем другая мать – полная противоположность свекрови. Королева Луиза умерла, когда дочери было всего 11 лет. Возможно, Мария Федоровна хотела заменить покойную. Возможно, у нее это получилось. Во всяком случае, Александра будет называть ее не иначе, как maman.

Матап очень забавлялась, глядя, как я похищаю вишни, чего не простила бы прежде своим дочерям, но меня она баловала снисходительностью. Старушка Ливен даже заметила мне как-то: «Вы – любимица вдовствующей государыни!» (поскольку графиня Шарлотта Карловна Ливен была воспитательницей русских великих княжон, в правдивости ее слов можно не сомневаться. – И. С.). Вообще замечали, что императрица никогда прежде не была столь ласкова и снисходительна к своим дочерям, как теперь ко мне. Однако не следует думать, что она мне от времени до времени не делала выговоров, а иногда не давала мне советов, которые для меня оказывались чрезвычайно полезны.

Начиная свои воспоминания, которые я только что цитировала, Александра Федоровна написала: «Я не говорю о моих впечатлениях, о грусти, испытанной мною, когда я покинула пределы моего первого отечества: это входит в область моего частного дневника, а настоящее должно представить собою нечто вроде мемуаров».

«Нечто вроде мемуаров», в отличие от частного дневника, предназначено не только для себя – свекровь наверняка окажется среди тех, кто прочитает воспоминания невестки. И невестка, когда пишет, об этом не забывает. Что ж… Очень разумно. К комплиментам Мария Федоровна не останется равнодушна.

И все же Александра не может удержаться от пусть и завуалированных, но достаточно серьезных упреков в адрес свекрови. Ей ли, приехавшей когда-то в чужую страну, упорно сопротивлявшейся принятию новой веры, не понимать, что испытывает ее юная невестка. Но она торопится. На знакомство с догматами православной церкви, на зазубривание Символа веры по-русски (как иначе можно назвать заучивание молитвы на совершенно незнакомом языке!) она отводит будущей невестке всего 6 дней. Да, она целовала очаровательную принцессу. Да, прощала ей шалости, каких не прощала дочерям. Да, дарила подарки. Но была совершенно равнодушна к главному: к душевным переживаниям юного человека, делающего один из важнейших шагов в своей жизни. Александра Федоровна вспоминала: «…Я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее, я имела вид жертвы. Такое впечатление произвела я на всю нашу прусскую свиту, которая с состраданием и со слезами на глазах взирала на участие бедной принцессы Шарлотты в церковном обряде, естественно, странном в глазах протестантов». Ни слова прямого упрека.

Но и через 24 года Александра Федоровна не забыла о том, что ей пришлось когда-то пережить. Когда в Россию приедет невеста ее старшего сына, она сделает все, чтобы облегчить юной Дармштадтской принцессе Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии переход в новую веру. Вот что она сама писала об этом: