Читать книгу - "Брачные союзы Дома Романовых - Александр Манько"

В. О. Ключевский писал о том моменте: «Перед возмущенным чувством оскорбленного национального достоинства опять восстал ненавистный призрак второй бироновщины, и это чувство подогревалось еще боязнью, что русская гвардия будет раскассирована по армейским полкам, чем ей, гвардии, грозил уже Бирон. К тому же все общество чувствовало в действиях правительства шаткость и каприз, отсутствие единства мысли и определенного направления. Всем было очевидно расстройство правительственного механизма. Все это вызвало дружный ропот, который из высших сфер переливался вниз и становился всенародным… Ропот незаметно сложился в военный заговор, а заговор повел к новому перевороту».

В те памятные дни конца июня самым активным среди заговорщиков был Алексей Орлов. Арест одного из заговорщиков (Пассека) подтолкнул остальных к решительным действиям. Рано утром 28 июня Алексей Орлов вбежал в спальню Екатерины, которая жила в Петергофе, и объявил, что Пассек арестован. Быстро одевшись, Екатерина села в карету Орлова, погнавшего лошадей. На полдороге кони от усталости остановились и путники оказались в затруднительном положении. Но вскоре на дороге показалась коляска, где сидели Григорий Орлов и князь Федор Барятинский. Последний уступил место Екатерине, и в седьмом часу утра она приехала в Измайловский полк, где ее уже ждали. Подготовленные солдаты присягнули 33-летней императрице. Затем Екатерина поехала в Семеновский полк, где повторилось то же самое. Во главе этих двух полков она направилась в Казанский собор, и там на молебне ее провозгласили самодержавной императрицей. Прибыв в Зимний дворец, Екатерина застала в сборе Сенат и Синод, которые ей также присягнули.

В. О. Ключевский констатировал: «Все правительства, сменившиеся со смерти Петра I до воцарения Екатерины II, были делом гвардии. Петербургская гвардейская казарма явилась соперницей Сената и Верховного Тайного Совета».

Вечером 28 июня Екатерина во главе нескольких полков, верхом, в гвардейском мундире, двинулась в Петергоф. Туда должен был приехать из Ораниенбаума Петр, который уже знал о действиях супруги и решил, опередив ее, захватить Кронштадт, чтобы действовать оттуда морскими силами. Но этот план не удался, и Петр вынужден был вернуться в Петергоф, где и подписал отречение от престола. Низложенного Петра поместили в Ропше, в одной из комнат дворца.

Начальником караула, охранявшего бывшего императора России, был Алексей Орлов. В первую неделю жаркого июля гвардеец отправился к Екатерине узнать, что делать с низложенным и все же опасным законным правителем. Императрицы на вопрос Алексея Орлова ничего не ответила, но посмотрела на него спокойными глазами. Тот все понял. Начатое дело надо было довести до логического конца, и его завершили те же гвардейцы.

Заехав за князем Федором Барятинским, Алексей отправился с ним в Ропшу, чтобы вместе «пообедать» с узником. Орлов, лишив жизни бывшего императора Петра III, устранил с пути Екатерины главного соперника — ее собственного мужа! В церквах вскоре читали еще один Манифест, извещавший народ о кончине в 34-летнем возрасте бывшего императора, последовавшей от геморроидальных колик.

В шесть часов вечера, в день убийства Петра, Екатерина получила из Ропши следующее письмо от Алексея Орлова, написанное на листке серой бумаги: «Матушка милосердная Государыня. Как мне изъяснить, что случилось: не поверишь верному своему рабу; но как перед Богом скажу истину. Матушка. Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка — его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил с князем Федором (Барятинским. — А. М.); не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил: прогневали тебя и погубили души на век».

Разумеется, Екатерина простила Алексея Орлова, князя Федора Барятинского и других участников убийства ее мужа. Ведь она не могла поступить иначе. А письмо Орлова, напоминавшее о печальном эпилоге успешного захвата власти, императрица спрятала в шкатулку для особых бумаг, где оно и было найдено после ее смерти сыном Павлом.

Тело покойного императора было привезено в Петербург в Александро-Невскую лавру и выставлено для прощания с народом. Лицо Петра III было открыто, его все могли видеть.

Это развеяло слухи о «странной» смерти императора. По просьбе сенаторов и согласно особому определению Сената, в заботах о слабом здоровье Екатерины, она «не шествовала к погребению императора Петра III», которого скромно, без оказания царских почестей похоронили в храме Александро-Невской лавры рядом с бывшей правительницей Анной Леопольдовной.

Прусский король Фридрих II, разговаривая с графом Сепором, который ехал посланником Парижского двора в Петербург, о событиях 28 июня 1762 года высказался так: «Отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».

Переворот 28 июня 1762 года явился последним при русском дворе в XVIII столетии. Дело 28 июня завершило собой череду дворцовых переворотов XVIII века, осуществляемых гвардией. Но в отличие от всех предыдущих этот переворот имел поддержку населения, имел народную окраску. Кроме того, дело 28 июня имело другой политический характер: гвардия впервые выступила самостоятельной политической силой, низвергая революционно законного носителя верховной власти.

Через три дня после событий Екатерина II писала своему другу Станиславу Понятовскому в Польшу: «Переворот, который только что совершился на мою пользу, похож на чудо. Прямо невероятно единодушие, с каким все произошло». В Манифестах от 28 июня и 6 июля 1762 года Екатерина II объясняла народу, что переворот произведен якобы по желанию «всего отечества», т. е. по воле тех, к кому она обращалась. На самом же деле у нее не было никакого права претендовать на русский престол: ни династического, ни вытекающего из действовавшего тогда закона Петра I о престолонаследии. Ее муж, Голштинский герцог, внук преобразователя, был официально объявлен Елизаветой Петровной наследником на основании петровского закона. Насильно отняв власть у мужа, Екатерина не передала ее своему сыну, цесаревичу Павлу, который имел законное право на престол. Ну а поскольку Екатерина Алексеевна не имела прав на владение державным скипетром, то у нее не было другого выхода, как сослаться на то, что это право даровано ей волей русского народа и Богом!

Важным актом утверждения на российском престоле являлась коронация в Москве, и Екатерина II придавала этой исторической традиции большое значение. О предстоящем торжестве население было извещено Манифестом от 7 июля 1762 года. Подготовку коронации императрицы поручили сенатору, генерал-фельдмаршалу, президенту Военной коллегии князю Никите Трубецкому и выдали ему на эти цели 50 000 рублей.

Традиционно первопрестольная тщательно готовилась к предстоящим коронационным праздникам, преображалась и становилась нарядной. Сюда прибыли члены Сената, генералитет и затем Двор. Наконец, в конце августа в Москву выехал князь Н. И. Панин с наследником — великим князем Павлом и позже всех — сама Екатерина в сопровождении придворных.