Читать книгу - "Интимные места Фортуны - Фредерик Мэннинг"

эти инструкции к приказу о наступлении, а сам не понимает, как будут себя вести люди в подобных обстоятельствах. Мы все знаем, что будут потери, глупо думать, что можно захватить траншею вовсе без потерь; но эти кретины, кажется, исходят из того, что потери неизбежны, и переходят к тому, что потери необходимы, а потом доходят до того, что все эти потери не имеют ровно никакого значения.

— Они просто не представляют себе, через что нам предстоит пройти, в этом все дело, — продолжал Плакса. — Они меряют расстояние, считают личный состав, вооружение и прочее и думают, что сражение — это просто сумма всех этих цифирек и все можно посчитать с карандашом на бумажке.

— Я слышал, как мистер Пардью рассказывал мистеру Рийсу, что на офицерских курсах им читали лекцию о наступлении при Сомме, и офицер Генерального штаба довел им оценочную величину немецких потерь. А из задних рядов поинтересовались, могут ли им озвучить информацию о потерях британцев, так штабной ответил, что нет, и посмотрел на них так, будто они какое преступление совершили.

— Так оно и есть, — подтвердил Глейзер. — С кем ни заговоришь, хоть с гражданскими, хоть с начальством — а кое-кто из офицеров и не лучше, чем штатские, — попробуй скажи все как есть, тебя тут же трусом запишут. У них опыт совсем другой, они не видали того, чего нам видеть довелось.

— Дайте им шанс, — рассудительно предложил Берн, до этого молча слушавший спор.

— Да пусть забирают мой и подавятся! — тут же вспылил Плакса.

— Оно во многом так и есть, как вы говорите, — Берн был немного смущен тем, что все вдруг посмотрели на него. — Тут большая доля правды. Ну а если порассуждать, в чем заключается работа штабных офицеров? Они не думают ни о вас, ни обо мне, они вообще не могут думать о конкретных людях и даже о конкретных батальонах или там дивизиях. Для них солдаты — статистический материал, с которым приходится работать. Если б они чувствовали то же, что вы или я, просто не смогли бы работать. Так что это несправедливо, думать о них как о бесчеловечных чудовищах. План составляется на основании весьма обрывочной информации и выдается в форме приказа. Однако в штабе прекрасно понимают, что в любой момент может произойти сбой и все пойдет не по сценарию. Первоначальный план — это своего рода карта. Глядя на карту, невозможно увидеть местность. И невозможно увидеть сражения, изучая приказ о наступлении. Когда мы начинаем атаку, это работа полковника и командиров рот. А вот когда мы столкнемся с гансами, это уже наша работа…

— Да, и эта наша сраная работа куда как похуже ихней, — подытожил Плакса.

— Да ни хера не хуже, — отозвался Берн. — Как ни крути, а они с нами идут. Им нужно вести нас, командовать нами. Бывает так, что, отдавая какой-то ебаный приказ, они прекрасно понимают, что мы погибнем. Чему тут завидовать? Я считаю глупостью эту часть приказа о наступлении, где говорится, что нельзя останавливаться для помощи раненым. Это нас чертовски касается, такая хуйня! Но нас касается и еще кое-что. Если рядом кого-то ранило или убило, это нам не оправдание, чтобы не идти дальше. А вот в последней части приказа уже полная хуйня, там, где говорится, что не ожидается серьезного сопротивления со стороны противника. Это уже работа штаба, и им бы стоило разбираться в ней получше.

— А ведь начали мы с вопроса, за что сражаемся, — весело проговорил Шэм. — Мистер Рийс это затеял.

— Ага, а ты все пиздишь до сих пор, и хуй тебя выгонишь из этой лавочки, — заметил капрал Хэмли. — Да вас бы всех в штаб, как я погляжу. А ну, кто сегодня дневальный? Ну-ка Шэм, Мартлоу, чай готов.

Шэм и Мартлоу поглядели на непрекращающийся дождь и принялись натягивать шинели.

— Я че говорю? Я говорю, что если уж человек погиб, то какая ему в пизду разница, кто победит в войне, — проговорил Плакса. — Мы здесь, и с этим, бля, ничего не поделаешь, капрал. И коли мы здесь, то хуй ли нам еще делать? Остается сражаться за себя и друг за друга.

Берн, как завороженный, не мог оторвать взгляда от этой неуклюжей фигуры с огромными обезьяньими лапищами и унылым придурковатым лицом. Этот человек, выйди он из себя, мог бы за десять секунд вышвырнуть всех из палатки, а вместо этого он сидел с ними, тер пеливо снося постоянные насмешки, даже дерзости этого щенка Мартлоу, полный горечи и скрепя свое сердце.

До нитки промокшие Шэм и Мартлоу, едва не расплескав бачок с чаем, ввалились в палатку, оскальзываясь в размешанной многими ногами грязи у входа.

— Не доводилось мне раньше встречать такого дерьма, как вы, кучка уродов! — сказал капрал Хэмли. — Я сыт по горло этим джемом.

— Да что я, убогий, что ли? — отозвался Мартлоу. — Мы ж еще живые! Мне, понимаете ли, просто не катит сражаться за этих ебаных бельгийцев. Прикинь, один тут хотел содрать с меня пять франков за буханку хлеба.

— Хорош вам! Заткните ебала, и так уже напиздячили больше чем надо!

Они ели в молчании, потом неспешно покурили. Дождь стал утихать, посветлело. После перекура Глейзер стянул штаны и гимнастерку и открыл охоту на вшей. Один за другим все последовали его примеру, снимая с себя брюки, трусы и даже носки, пока все люди в палатке не оказались голышом. Горящей свечкой или зажженной спичкой они проводили по швам одежды, пытаясь уничтожить гнид. Темнело. Они зажгли штормовой фонарь, висевший на шесте палатки, и продолжили свое дело. Склоненные в усердии плечи и спины белели в свете фонаря. Поглощенные своим занятием, они не сразу обратили внимание на стонущий звук пролетевшего в вышине снаряда, и лишь когда вдалеке раздался приглушенный расстоянием взрыв, они оторвались от работы, прислушались и поглядели друг на друга. Еще один снаряд с завыванием пролетел над палаткой и разорвался где-то в полях за леском далеко за нижней дорогой. Потом все смолкло. Они вздохнули и снова взялись за уничтожение вшей.

— Если фрицы пристреляются, — недовольно проворчал капрал, когда все оделись, — придется вам лезть в