Читать книгу - "Крупская - Леонид Млечин"

Он жаловался Троцкому:

— Понимаете, ведь ни говорить, ни писать не мог, пришлось учиться заново.

Его пытались чем-то занять, отвлечь от грустных мыслей. Приводили ирландского сеттера, но он остался равнодушным к домашним животным. Из Берлина прислали чемодан различных игр. Домашние садились рядом с ним и играли в домино. Он отказывался присоединиться. Учили его плести корзины из ивовых прутьев. Сплел одну, но это было занятие не для него.

— Если нельзя заниматься политикой, — решил Ленин, — буду заниматься сельским хозяйством.

Сказал, что надо разводить кроликов, и уговаривал Крупскую ими заняться. Попросил выписать из-за границы книги по кролиководству. С профессором Георгом Клемперером он обсуждал, как разводить кроликов.

В Горки доставили различные семена. Владимир Ильич с сестрой ходили по Горкам, «прикидывали и обсуждали, где что можно будет рассадить. Пусть ни один клочок земли не останется неиспользованным». Садовнику поручили разводить шампиньоны. Потом Ленин заинтересовался белыми грибами.

«Отправляясь гулять в парк, — рассказывала сестра, — Владимир Ильич требовал, чтобы на том месте, где находили белый гриб и разбрасывали обрезки, ставилась отметка с записью, какого числа и месяца там был найден белый гриб… Затем он поручил разыскать специалиста по разведению белых грибов. Запросили Наркомат земледелия».

Но интерес к грибам быстро прошел. В июне 1922 года Ленин объяснял врачам:

— Надо, чтобы мне дали возможность чем-нибудь заняться, так как, если у меня не будет занятий, я, конечно, буду думать о политике. Политика — вещь, захватывающая сильнее всего, отвлечь от нее могло бы только еще более захватывающее дело, а его нет.

В марте 1923 года устроили большой консилиум с участием светил из Германии и Швеции. Они поставили Ленину диагноз: сифилитическое воспаление внутренней оболочки артерий — эндартериит с размягчением мозга. Предписание: терапия должна быть только противосифилитической.

Антибиотики еще не были открыты. Сифилис лечили йодистыми соединениями и препаратами мышьяка, которые вводили внутримышечно. Ленин верил, что йод помогает. Во время приступов, как следует из записей врачей, твердил:

— Йод надо, надо йод.

Ему приносили йодистый препарат. Владимир Ильич глотал его и через несколько минут с облегчением говорил:

— Йод помог.

Врачи с удовлетворением записывали в истории болезни: «Наступило весьма существенное улучшение — исчезновение болезненных симптомов общих и местных». Через несколько дней после этой записи наступил полный паралич правой конечности…

Врачи впоследствии обосновывали свое лечение ленинского недуга: «Предполагали возможность его специфического происхождения, вследствие этого были сделаны попытки осторожного применения арсенобензональных и йодистых препаратов, чтобы не упустить эту меру в случае, если бы такое предположение подтвердилось».

Ленина осмотрел опытный невропатолог Алексей Михайлович Кожевников, специалист по сифилитическим поражениям мозга. Взял кровь из вены и спинномозговую жидкость для исследования на реакцию Вассермана — тогда это был главный метод диагностики этой болезни. Реакция была отрицательная.

Профессор-окулист Михаил Иосифович Авербах осмотрел глазное дно, что позволило достаточно точно оценить состояние сосудов мозга. Не нашел изменений, которые свидетельствовали бы о сифилисе. Но диагноз менять не стали.

Профессор Григорий Россолимо, директор Неврологического института, — светило! — честно объяснил старшей сестре Ленина Анне Ильиничне: «Надежда на выздоровление есть лишь в том случае, если в основе мозгового процесса сифилитические изменения сосудов».

Знал ли Ленин, его жена и близкие этот диагноз?

Профессор Владимир Николаевич Розанов, консультант Лечебно-санаторного управления Кремля, рассказывал: «У меня давняя привычка спрашивать больного, были ли у него какие-либо специфические заболевания. Владимира Ильича я, конечно, тоже об этом спрашивал. Владимир Ильич всегда ко мне относился с полным доверием, тем более, у него не могло быть мысли, что я нарушу это доверие… Конечно, могло быть что-либо наследственное или перенесенное незаметно, но это было маловероятно».

Братья и сестры Ленина были здоровы. Но почему вообще возникло предположение относительно сифилиса? Это был бич того времени.

Выдающийся врач профессор Медико-хирургической академии Сергей Петрович Боткин, имя которого носит известная больница в Москве, любил говорить: «В каждом из нас есть немного татарина и сифилиса». Боткин не хотел никого обидеть. Он переиначил старую пословицу: поскреби любого русского и найдешь татарские корни.

Сифилис был очень распространен. Перед революцией каждый год им заболевало 60 тысяч человек. Почти при всех заболеваниях сосудов врачи подозревали или отравление, или сифилис. Но в отношении Ленина титулованные медики допустили невероятную ошибку.

«Этот человек огромного, живого ума, — вспоминал профессор Авербах, — при таких вопросах обнаруживал какую-то чисто детскую наивность, страшную застенчивость и своеобразную неориентированность».

Смущение Владимира Ильича понятно. В отличие от мужчин с немалым опытом побед на любовном фронте ему просто нечего было рассказать. Одна-единственная жена и одна-единственная любимая женщина.