Читать книгу - "Ньютон и фальшивомонетчик. Как величайший ученый стал сыщиком - Томас Левенсон"

Ходатайство Чалонера стало причиной нового официального расследования, и на сей раз роли полностью поменялись: теперь защищался Исаак Ньютон,^[340] обвиненный в клевете на невинного человека. Была собрана комиссия из важных правительственных персон, чтобы изучить этот вопрос. И, хотя в нее входили друзья Ньютона — Чарльз Монтегю и такие надежные союзники, как Лаундес и Джеймс Вернон, затем ставший государственным секретарем, — первые свидетели, которых они заслушали, включая самого Чалонера, подтверждали его версию. Однако комиссия устояла, и по мере того, как выступали другие свидетели, в истории истца возникало все больше лакун.^[341] В конце концов был вынесен вердикт, который отклонял притязания Чалонера, но так скупо, в такой сжатой форме, что это не удовлетворило Ньютона, жаждавшего полной реабилитации.

Ньютон был расстроен таким пренебрежением — возможно, еще больше, оттого что его самого чуть не поймали, но он прекрасно понимал, кто был истинной причиной всех этих неприятностей. Он был уверен, что Чалонер совершал преступления против короля, и это само по себе было дурно. Но теперь он еще и устроил "заговор против смотрителя".

Это был новый этап: прежде Чалонер был всего лишь одним из анонимных преступников, с которым боролись взаимозаменяемые чиновники. Но теперь все было иначе. Этот преступник целился в одного-единственного чиновника — смотрителя. Из всех, кого смотритель Монетного двора послал в Ньюгейт и на виселицу в те годы, когда он был бичом фальшивомонетчиков, только Уильяму Чалонеру он оказал честь, рассматривая его как личного врага, которого следовало не просто остановить, но сокрушить.

У жестокости, с которой Ньютон преследовал Чалонера, были более глубокие корни, чем гнев и обида, вызванные унизительной необходимостью защищаться публично. Ньютон уже доказал свою готовность использовать любые средства для достижения цели, когда принял предложение лордов-судей — вынудить присяжных обвинить Чалонера в тяжком преступлении за незначительные проступки. Но ярость, которую он выказал в следующей фазе своей кампании против Чалонера, предполагает, что им руководили не только raisons d'etat(государственные интересы (фр.)). Чалонер, скорее всего, не догадывался, что в его вызове смотрителю был скрытый импульс, затрагивавший глубоко личную веру Ньютона.

Веру — поскольку подделка монет имела поистине религиозное значение. Источником магии, превращавшей металлический диск в легальное средство оплаты, был королевский профиль на аверсе монеты. Король управлял по милости Бога. Кража этого изображения была актом lese majeste— покушением на священную персону монарха. Чеканка поддельных монет считалась тяжким преступлением, так как представляла опасность для государства; она приравнивалась к измене, поскольку оскорбляла корону.

Но вышесказанное относилось к любому фальшивомонетчику, в то время как Чалонер оскорблял не только короля Вильгельма III, но и Исаака Ньютона — по особой причине. К 1698 году Ньютон уже не был практикующим алхимиком. Однако подделки Чалонера были в сущности богохульной пародией на мечтания алхимика умножать золото без предела, эквивалентом черной мессы, в которой жаба или репа занимают место освященной гостии. Конечно, это можно сказать о любом подделывателе. И все же ни один из них, кроме Чалонера, никогда не выступал как прямой конкурент Ньютона во власти над металлом.

Имело ли значение это нарушение границы? Преследовал бы Ньютон Чалонера менее ожесточенно, если бы в прошлом не занимался алхимией? Этого мы знать не можем. Ясно одно — у Ньютона было много веских причин столь упорно преследовать свою жертву: здесь соединились долг, личная обида и защита тайной веры.

Важно тем не менее помнить следующее: хотя разные биографы изобразили множество разных Ньютонов — мага, математика, гениального экспериментатора, молодого профессора-затворника, главу Королевского общества, ведущего непрерывную войну с интеллектуальными оппонентами на континенте, — настоящий Исаак Ньютон был одним человеком, и у него была одна жизнь, части которой полностью соответствовали целому. В каждой своей роли, в каждой работе, которую он выполнял, в процессе решения каждой задачи, которую он себе ставил, он оставался собой — и главной темой его исключительной жизни всегда было стремление к контакту с Божественным.

Этот человек хорошо понимал, что новая наука, попав не в те руки, способна не подготовить людей к "вере в Божество", а подорвать их веру, и этот факт вызывал у него беспокойство. На этом фоне появился Чалонер, все поступки которого сильно отдавали своего рода практическим атеизмом: какая нужда в том, чтобы Бог действовал в мире, если ловкий мастер может создать вполне сносные копии Его творений?

Каков бы в точности ни был источник этого гнева, после освобождения Чалонера в феврале Ньютон был разъярен более, чем когда-либо. С этого момента смотритель Монетного двора неустанно и неотступно шел по следу человека, который умудрился оскорбить его всеми возможными способами.