Читать книгу - "Сталин. Личная жизнь - Лилли Маркоу"

За четыре года войны, в течение которых, несмотря на всевозможные препятствия, возник и укрепился союз между СССР и западными державами и была одержана победа над Гитлером, авторитет Сталина сильно укрепился.

Еще в начале 1930-х годов, когда он начал принимать у себя иностранных гостей, он научился очаровывать, успокаивать, вселять уверенность… Никто не мог понять, что он их надувает. Все попадались на его удочку – политики и писатели, дипломаты и партийные активисты. Сталин представал перед своими западными собеседниками как человек, объясняющий все просто и ясно. Уже сам факт встречи с ним являлся для них целым событием. Его имидж человека золотой середины, его кабинет, лишенный показных признаков кабинета человека, обладающего огромной властью, и его щуплая фигура, контрастирующая с величественной обстановкой Кремля, изумляли собеседников.

Склонность Сталина к скрытности, его стремление держать за полупрозрачной завесой свою личную жизнь, его подчеркнутая замкнутость, его наигранное стремление казаться незаметным – имело ли все это своей единственной целью скрыть от иностранцев запугивание населения и репрессии, при помощи которых он удерживал в своих руках власть? Загадка Сталина родилась благодаря той странной – вплоть до мистики – самоизоляции, на которую он себя обрекал, благодаря его скрытности, благодаря умело используемой им завесе таинственности. А еще – благодаря многоликости этой личности, имиджу разностороннего человека, превосходному умению вызывать симпатию у людей и вести разговор в доверительной манере, подстроенной под особенности каждого конкретного собеседника. Большинство из тех, кто побывал у него в гостях, упоминают в своих мемуарах, личных дневниках, переписке и беседах с другими людьми о своей встрече со Сталиным, поскольку эта встреча, по всей видимости, произвела на них большое впечатление^[365]. Изумление этих людей усиливалось еще и тем, что все они ожидали увидеть человека ужасного, бесцеремонного, грубого, сухого и надменного. Однако встречали они в лице Сталина нечто диаметрально противоположное. Отсутствие у Сталина какого-либо «внешнего блеска» смущало его собеседников: он казался им бескорыстным, равнодушным к славе и к удовольствиям, не гордящимся своей огромной властью. При этом, конечно же, в нем замечали его упрямство и недоверчивость и понимали его главные мотивы – править твердой рукой, так, как он считал правильным, и в одиночку. Его жалели за его одиночество; его считали искренним, честным и справедливым; его хвалили за умение слушать (он умел заставить своего собеседника почувствовать себя раскованно) и ненаигранную откровенность. Ему зачастую не ставили в вину то, о чем всем было известно – чистки, «заказные» судебные процессы, расстрелы, – а лишь преклонялись перед ним как революционером, осознанно закрывая глаза на то, что он – тиран.

Вступление СССР во Вторую мировую войну привело к Сталину выдающихся политиков западного мира, и его обаяние стало работать при общении с ними так же, как оно работало при его общении в 1930-е годы с известными зарубежными гостями, представлявшими собой в большинстве своем выдающихся писателей XX века. В конце июля 1941 года Сталин принял у себя Гарри Хопкинса, ближайшего соратника президента Рузвельта; в сентябре – Гарримана и Бивербрука; в августе 1942 года – Черчилля. Затем – с 28 ноября по 2 декабря 1943 года – Сталин встретился с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране. Военная переписка^[366] руководителей государств-союзников (СССР и западных держав) демонстрирует наличие между ними взаимопонимания, которое в наше время многие начинают считать мнимым, но которое в действительности, несмотря на политические разногласия, было реальным. Союз между СССР и западными державами, хотя их руководителей раздирали противоречивые чувства (восхищение и недоверие, энтузиазм и подозрения, солидарность и отчужденность), сумел укрепиться и просуществовать в течение всей войны. На эти сложные отношения влияли не только чисто прагматические соображения, но и определенные личные эмоции. Образ «красного царя» был интересным и притягательным. Черчиллю, насколько известно, хотелось бы встречаться со Сталиным как минимум раз в неделю; Рузвельт надеялся его еще раз увидеть^[367].

В военные годы появились самые поразительные отзывы о Сталине, написанные встречавшимися с ним официальными представителями стран – союзников СССР. Гарри Хопкинс вспоминал, что в беседе с ним Сталин не допустил ни одного лишнего слова, жеста или манерности. «Это напоминало разговор с абсолютно отлаженным механизмом, интеллектуальной машиной», – записал Хопкинс в своих бумагах^[368]. «Великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином» считал Сталина Черчилль, которому в течение трех военных лет довелось поддерживать с ним «близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения»^[369]. Генерал де Голль отозвался о Сталине следующим образом: «Коммунист, одетый в маршальский мундир, диктатор, укрывшийся как щитом своим коварством, завоеватель с добродушным видом, он все время пытался ввести в заблуждение. Но сила обуревавших его чувств была так велика, что они часто прорывались наружу, не без особого мрачного очарования»^[370].