Читать книгу - "Могусюмка и Гурьяныч - Николай Задорнов"

— Люди! Мало ли, что они толкуют! А схватят его, и они будут хвалить того, кто схватил. Народ, что вода...

Захар сам был очень недоволен новыми порядками, которые вводил немец-управляющий. Но, полагал он, не следовало ставить себя под удар, давать повод обвинить общество в сношениях с убийцей, скрывающимся не первый год.

— Впрочем, Ванька Волков — стреляный воробей. Конечно, они, кричные, старые приятели. Их так разбередили тем, что кричную ломают, что они хоть к черту в лапы, а не только к Гурьяну.

Захар не жалел, что впутался во все эти дела. С учителем и с одним из старых грамотных рабочих он написал жалобу губернатору. Винили новых хозяев и управляющего, что не знают рынка, не умеют обращаться с народом, не знают обычаев здешней жизни и этим самым вызывают волнения.

Захар стал говорить, что урожай нынче хорош, а народ не рад, кричат: мол, последний раз сымаем, больше пахать не будем, если платить за землю надо, лучше откажемся от земли и разбежимся, а еще в недород не отработаешь всего — в кабалу попадешь. Они боятся, что опять станут крепостными.

— Загребин, Чеканников и Курбатов сегодня были в волостном и объявили, что платить за землю никто не будет ни гроша, что они готовы за общество пойти на каторгу, но не уступят. Я даже удивился, как нынче народ дружен. Еще вчера я удивился, откуда что Залавин взял про Касли. Он вчера зашел ко мне в лавку и говорит: мол, в Каслях такая же заваруха была, но народ держался дружно, ни один не выдал. Плату каслинским прибавили и земли не отняли. А я подумал: Санка в Касли зимой ездил, ничего не слыхал. Сдается мне, что это Гурьянова ума дело да Ваньки Волкова, а что в Каслях ничего подобного не было. А теперь уже толкуют, что в Лысьве года два, как был бунт, и тоже своего добились. Ну что же, дай бог им! Они, видно, хотят, как сход будет свое условие выставить.

Настя слушала, сидя у печки, возле гребня с куделей. Теперь она понимала все по-другому, не так, как прежде. Когда-то стыдилась, что Гурьян, любивший ее, убил человека. А теперь из книг знала: тот, кто убивал злодея или врага, считался героем, другом народа, а не разбойником. Почему же в других местах или в чужих странах, у других народов это хорошо, а у нас плохо? Чем же Гурьян не герой? И вот сейчас, когда народ хотят заставить платить деньги за землю сразу за несколько лет, он снова явился, в лесу живет, люди в сговоре с ним! И народ зовет его мучеником.

Захар сам научил ее думать, пробудил в ней достоинство. И много-много о чем думала Настя. После таких раздумий муж иногда казался ей немилым.

— Хотят сход собирать. Управляющий вызвал станового и мирового посредника, — толковал Захар. — Как они народ разобьют?

У Захара дома целая библиотека. Он поднялся, хотел пойти взять книгу, но приостановился.

— Сегодня Абкадыр был из Шигаевой. Акинфий с зятюшкой, офеней, строчили-строчили доносы на башкир, угощали Хамзу и Исхака из Шигаевой и свое доказали. Бикбаев пай отняли, приехал землемер и отрезал им большой кусок башкирской земли. Бикбай рассердился, был дома сын его Хибетка. Они на меже схватили Акинфиева зятя Ваську. Тот плакал: мол, его зря обижают, кричал, надо, мол, о человеке, о человеке, а не о деревьях думать, о душе его... Мол, бога, бога надо помнить! Человека, мол, жалеть надо, а не лес... А кончилось тем, что башкиры взяли их в колья. Ваське проломили голову. Приехал становой. Бикбая схватили и Исхака тоже, хотя он пособлял Акинфию. Курбан будто хлопотал за Бикбая; так Васька теперь доказывает, что Курбан укрывал Могусюмку и дружил с ним. Вот какие дела у башкир! Почище наших! Бог знает, что на свете делается!