Читать книгу - "Октавиан Август. Революционер, ставший императором - Адриан Голдсуорси"

2 сентября 31 г. до н. э. флот Антония вышел в море, чтобы дать бой врагу. По крайней мере некоторые из кораблей мачты и паруса везли на палубах, когда считали, что им лучше обойтись без этих громоздких предметов. Военные корабли, когда вели бой, маневрировали исключительно с помощью весел, и это решение ясно показывает, что Антоний намеревался прорываться со всем флотом или хотя бы его частью. Возможно, он все еще надеялся изменить ситуацию выиграв морское сражение, однако и планирование неудачи едва ли настраивает военачальника на оптимистический лад. Потребовались часы для построения флотов в боевые порядки, а затем еще какое-то время они стояли друг против друга, поскольку ни одна из сторон не хотела сражаться слишком близко к берегу. Когда, наконец, люди Антония продолжили движение вперед, Агриппа велел своим кораблям несколько отойти назад, чтобы иметь больше пространства. Затем они попытались обойти врага – флот Цезаря, вероятно, обладал некоторым численным превосходством, и его капитаны и матросы имели, несомненно, куда больше опыта после жестокой войны против Секста Помпея. В состав обоих флотов входило немало боевых кораблей, и когда началась битва, оказалось нелегко наносить удары таранами. Вместо этого сражающиеся посылали друг в друга метательные снаряды и шли на абордаж. Поскольку корабли маневрировали, чтобы получить преимущество, боевая линия стала распадаться, и в ней появились разрывы.

Воспользовавшись северо-северо-западным ветром, который обычно начинает дуть в середине дня, эскадра под командованием Клеопатры неожиданно подняла паруса, вышла из-за основной линии флота и направилась прямо в большой разрыв в центре. Не обращая внимания на сражавшиеся суда, эскадра продолжала следовать своим курсом, в то время как Антоний покинул свой флагманский корабль и поспешил за нею на быстроходном судне. От семидесяти до восьмидесяти кораблей обратились в бегство, увозя с собой основную часть казны Клеопатры, однако они составляли самое большее четверть флота, если не меньше. Остальные продолжали сражаться, причем некоторые делали это с большой решимостью. В конце концов уцелевшие в мрачном настроении отошли обратно в гавань. Флот Антония потерял 5000 человек и определенное число кораблей. Сам Антоний проиграл войну даже несмотря на то, что он и его любовница бежали вместе со своими деньгами. Его легионы сопротивлялись попыткам их командующего, Публия Канидия, уйти прочь. Вместо этого повели переговоры о приемлемых условиях прежде чем сменить фронт и присоединиться к Цезарю. Остатки флота сдались вместе с ними.^[326]

Антоний остался жив, но за все сокровища мира он не мог купить новые армию и флот, чтобы заменить те, что он потерял, и возместить ущерб, нанесенный его репутации.^[327] Римский аристократ не должен был признавать, что побежден, и уж тем более оставлять своих людей, чтобы бежать со своей любовницей. Перед Цезарем же встали куда более насущные проблемы, нежели погоня за соперником. Он оставил Меценату контроль над Италией и Римом – дело, с которым тот справился весьма грамотно несмотря на то, что оставался лишь всадником, не занимал никаких должностей и не являлся сенатором. Легионеры, отслужившие свой срок, требовали немедленной демобилизации и предоставления им обещанных денег и земельных участков. Бывшие солдаты Антония присоединились к ним, также добиваясь наград. Удерживать в повиновении и проводить частичную демобилизацию около сорока легионов было нелегким делом. Агриппу направили для помощи в решении этих задач, и сам Цезарь последовал за ним в конце года. Столкнувшись с угрозой мятежа или волнений, он не поскупился на щедрые обещания. С другой стороны, он хотел избежать потрясений, которые стали питательной средой для восстаний во время Перузинской войны. Землю в Италии не следовало приобретать путем конфискации, из чего следовало, что нужны деньги для ее покупки. Цезарь снова отправился на Восток, чтобы раздобыть в нужном количестве звонкую монету.^[328]

Многие правители-клиенты и зависимые от Рима общины теперь изъявляли готовность перейти от Антония на сторону его соперника и дать ему то, в чем он нуждался. Все были рады заплатить Цезарю, чтобы убедить его в своей лояльности. Клеопатра пыталась вступить с ним в переговоры, питая те же надежды. Несмотря на всю свою пропаганду, она оставалась верным союзником Рима и, без сомнения, могла эксплуатировать своих подданных в его интересах столь же активно, как раньше в интересах Юлия Цезаря и Антония. У Антония шансов на спасение не оставалось, и какие бы чувства Клеопатра к нему ни испытывала, ей удалось дожить до тридцати девяти лет, несмотря на смертельно опасное соперничество, которое происходило в ее семействе и при александрийском дворе, а также борьбу за власть в Риме. Цезарь лицемерно обнадежил ее, и она, возможно, инспирировала дезертирство среди своих воинов, когда его легионы вступили в Египет.^[329]

Антоний решил совершить самоубийство в подражание Бруту, Кассию и многим другим аристократам своего поколения. Возможно, Клеопатра поспособствовала его гибели, однако ее любовник сделал дело не вполне чисто и прожил еще достаточно, чтобы их сердца в последний раз воссоединились. Больше недели царица жила надеждой на то, что ей удастся добиться сделки с Цезарем. Посланцам последнего удалось выманить Клеопатру из усыпальницы, заполненной ее сокровищами и горючим материалом, так что она угрожала в любой момент все уничтожить. Мы не знаем, встречались ли молодой Цезарь и Клеопатра во время ее приезда в Рим. Если нет, то их первая встреча произошла только теперь, когда она умоляла победителя о милости. В деталях источники расходятся, однако нет смысла не верить им в том, что она сделала все от нее зависящее, чтобы добиться снисхождения и вызвать симпатии к себе, одеваясь так, чтобы выглядеть как просительница, но не скрывая своей красоты и напоминая о своей горячей любви к Юлию Цезарю и его привязанности к ней.

Однако оставить Клеопатре прежний статус было нельзя. Она стала слишком важным мобилизующим символом, чтобы дать ей возможность властвовать. То же касалось и ее детей. Цезарь нуждался в сокровищах египетской царицы, чтобы профинансировать следующий этап урегулирования отношений с ветеранами. Он хотел сделать ее украшением своего триумфа, однако невозможно было заранее знать, как римский плебс отнесется к тому, что женщину ведут в победной процессии – когда Юлий Цезарь поступил так с совсем еще юной Арсиноей во время египетского триумфа, толпа выразила ей сочувствие, а острой необходимости в этом не было. Возможно, он приказал, чтобы царице не дали умереть, и отправил за врачами и специалистами по змеиным ядам, когда ее нашли мертвой. Однако погибшая Клеопатра могла оказаться полезной почти так же, как и живая, и ее изображение можно было показывать в триумфальной процессии, не опасаясь, что оно вызовет сочувствие. Цезарь завладел ее богатствами, а Египет превратил практически в свое личное владение, забирая все доходы себе.^[330]

Цезариона предал его воспитатель, и он был казнен, поскольку мог стать причиной беспокойства для Октавиана. Антилла, старшего сына Антония, также схватили и убили. Оба юноши всего несколько месяцев назад прошли обряд посвящения во взрослые и официально считались таковыми, чего, вероятно, оказалось вполне достаточно, чтобы предать их смерти. Несколько виднейших соратников Антония из числа римлян покончили с собой или были убиты, но большинству из них удалось поступить на службу новому режиму. Подданные Клеопатры ожидали, что их обложат тяжелыми податями, однако так происходило лишь при ней и в правление ее родственников. Жрецы явились и предложили заплатить за то, чтобы им разрешили сохранить в их храмах изображения царицы. Это вызывалось не столько симпатиями к ней, сколько нежеланием повредить здания, и их настроение следует рассматривать как выражение лояльности новым хозяевам. Цезарь обратился к собранию александрийцев через переводчика, сознавая, что его греческий не столь хорош, как мог бы быть. Его жизнь до сих пор была необычной почти во всех отношениях, и он не имел времени, чтобы овладеть искусством риторики в такой степени, как Цицерон, Юлий Цезарь, Антоний и большинство молодых аристократов.^[331]