Читать книгу - "Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.  - Алексей Кривопалов"

Наибольшей известностью до сих пор пользуется монография академика Е.В. Тарле^[40]. И хотя в данной работе дипломатический аспект описываемых событий оставлял в тени стратегическую составляющую внешней политики, его рассуждения о противоречивой роли князя Паскевича представляют определенный интерес. Тарле указывал на то, что Паскевич накануне и в начале войны склонялся к проявлению гораздо большей осмотрительности, чем Николай I.

Автор объяснял это тем, что, в отличие от императора, князь Варшавский отдавал себе отчет в истинных, то есть весьма ограниченных, возможностях русской армии. Поэтому «не только за себя, но и за всю николаевскую Россию он боялся, когда настаивал на осторожности, и не только помрачения личного своего престижа он ждал от возможной неудачи на войне»^[41].

Тарле достаточно четко уловил тот факт, что на самом деле в 1853–1854 гг. речь шла не о боязни фельдмаршала за свой престиж, а о сложных и слабо предсказуемых изменениях внешнеполитической ситуации, и что в подобном контексте осторожность Паскевича являлась скорее следствием более глубокого понимания стратегического положения сторон.

Последней на данный момент обобщающей работой, посвященной России в Крымской войне, является монография американского историка Дж. Ш. Кёртисса^[42]. Ее отличает гораздо более глубокое, чем в отечественной историографии, знакомство с англо-франко-австрийскими источниками и литературой. Автор нарисовал намного более сложную картину Восточного кризиса в 1853 г. и колебаний австрийского правительства в 1854–1855 гг., чем, соответственно, Е. В. Тарле и А. Н. Петров. Однако, что касается оценок действий Паскевича, Кёртисс, с одной стороны, указывал на то, что фельдмаршал «возглавлял список бездарностей в николаевской армии»^[43], с другой – подчеркивал, что в ходе кампании 1854 г. «взгляд фельдмаршала на ситуацию был отчасти правильным»^[44]. Подобное противоречие объясняется тем, что работа Кёртисса испытывала очевидную нехватку нового материала о действиях русской армии. По сути, Кёртиссом были использованы лишь хорошо известные еще с конца XIX в. публикации материалов в «Русской Старине», «Русском Архиве», «Военном Сборнике» и биографии Паскевича, написанной князем Щербатовым. Скорее всего, именно по этой причине автору не удалось более четко определить свое отношение к роли князя Варшавского в Восточной войне.

В исследованиях по истории дипломатии событиям Восточного кризиса 1850-х гг. и Крымской войны уделялось значительное внимание, но особенностью такого рода литературы являлось изображение внешней политики России лишь как результата деятельности Министерства иностранных дел^[45]. На их фоне значительным шагом вперед выглядят работы профессора В. В. Дегоева^[46]. Опора на недавно введенные в научный оборот источники^[47] и глубокое знание англо-американской литературы позволили ему существенно дополнить монографию Кёртисса, создав целостное описание процесса неконтролируемого перерастания Восточного кризиса в Крымскую войну. Важным достижением отечественной историографии являлось также внимательное отношение Дегоева к проблеме исторической инерции Священного союза, которая во многом оказалась спасительной для России в обстановке международной изоляции. Желание австрийского правительства ограничить влияние России на Балканах на фоне политических амбиций Берлина и Парижа так и не смогло затмить фундаментальную потребность Габсбургов в сохранении мира с восточным соседом. Однако изучение стратегических проблем и анализ влияния военного планирования на внешнюю политику не входили в задачи автора.

В числе современных работ по истории военного строительства следует упомянуть неопубликованную диссертацию А. В. Кухарука^[48]. Объектом исследования в ней выступает Большая Действующая армия – ключевой инструмент военной политики Николая I в 1831–1853 гг. Используя материалы фондов Военно-исторического архива (РГВИА), автор последовательно раскрыл механизм развертывания вооруженных сил в ходе Восточного кризиса 1833 г., опасного обострения противоречий с Францией в 1839 г. и революции 1848–1849 гг., а также рассмотрел участие Действующей армии в Венгерском походе и Крымской войне. Кухарук уделил внимание князю Варшавскому и пришел к ряду интересных выводов. С его точки зрения, специфические условия Крымского театра военных действий и осадной войны под Севастополем не позволяли русским войскам в полной мере проявить свои боевые возможности по ведению маневренной войны в поле, на которую была ориентирована их организация. Он также отмечал, что группировка русских сил, за исключением сравнительно короткого периода весной – летом 1855 г., отвечала целям сдерживания Австрии, то есть именно той задаче, которая имела первостепенную важность в обстановке навязанного России затяжного противостояния на измор. Однако специфика исследовательской работы заключалась в том, что предметом изучения выступала не роль князя Варшавского в стратегическом планировании, а эволюция структур Большой Действующей армии и практика их использования в конфликтах 1830-1850-х гг. Кухарук утверждал, что Россия проиграла Крымскую войну постольку, поскольку она просто не могла ее выиграть. В одиночку сокрушить западноевропейскую коалицию было не под силу даже сильнейшей армии Европы.