Читать книгу - "Приливы войны - Стивен Прессфилд"

— Твоего родственника Перикла здесь нет, юнец, и ты не смеешь распоряжаться от его имени!

— Я говорю от своего имени и от имени тех, кто погибнет, если ты ничего не предпримешь! — возразил Алкивиад. Он показал в сторону кораблей и града камней, который продолжал барабанить сверху. — Действуй, или, клянусь Гераклом, действовать буду я!

Целыми остались только два корабля. Алкивиад направился к ним. Македонянин кричал ему вслед, приказывая остановиться. Юноша не демонстрировал открытого неповиновения — он просто продолжал идти, словно не слышал. А мы с моим братом и ещё два десятка молодых людей последовали за Алкивиадом, словно накрепко привязанные к нему. У края волнорезов он отдал приказ. Не было слышно ни слова, но мы похватали вёсла и снова ринулись в эту ужасную стихию, по двадцать гребцов на каждом борту. Мы даже не установили рулевого весла. В такой обстановке оно было бесполезно.

Как кораблям удалось отчалить и остаться целыми — не знаю. Что сохранило нас, помимо милосердия небес? Только энтузиазм да ещё вода в качестве балласта, о котором мы не позаботились. Из четырёх гребков эффективны оказывались только два. Гонимые ветром, волны гулко ударяли в корпус, как тараны, а валы в два раза длиннее кораблей гнали их, как понёсших лошадей. Когда корабль нырял носом под подошву волны, вода каскадом лилась в трюмы. При взлёте на гребень ветер ударял по оголённому килю, ставя корабль почти вертикально, как опору для виноградной лозы. Работая вёслами, мы стояли на банках.

И всё же двум нашим кораблям удалось выгрести в море на полмили. Мы общались между собой, как собаки. Слышны были только отрывистые крики, заглушаемые порывами ветра. Однако задача была ясна: подплыть к берегу с северной стороны, забраться на скалу и обойти врага с тыла.

Теперь Алкивиад грёб сам, причём с такой силой, словно вызывал всех на соревнование. Его приказ, переданный по цепочке, был предельно понятен: высадиться на берег любым способом. Не думать о кораблях. Думать только о том, как самим оказаться на суше.

Гребень нёсшей нас волны раскрутился с такой силой, что вышвырнул всех нас со скамеек. Мы перелетели через планширы. При падении я потерял сознание. Пришёл в себя среди волнорезов. Щит, наполненный водой, тащил меня вниз с невероятной силой. Он был закреплён у локтя и держал меня, словно кандалы. И только благодаря тому, что вылетели заклёпки, я смог освободить руку и выскочить на поверхность. Другой юноша, увлечённый под воду таким же образом, утонул.

На прибрежной полосе собрались все уцелевшие — обессиленные, без щитов, без оружия. Оба корабля превратились в щепки. Посиневших от холода парней трясло, как парализованных.

Мы повернулись к Алкивиаду. Он тоже промок и лишился оружия, он дрожал, как и все мы, но тем не менее получал от этого удовольствие — другого слова не подберу. Парням, огорчённым потерей кораблей, он сказал, что если бы корабли не затонули сами, то он приказал бы их продырявить и затопить.

— Выкиньте из головы все мысли об отступлении, братья. Другого пути нет — только вперёд! Выбора не осталось — победа или смерть!

Мы провели перекличку, а когда обнаружили, что трое утонули, Алкивиад велел почтить их намять. Не имело значения то, что у нас ничего не осталось — ни щитов, ни мечей. Главное — дерзость удара.

— В такой темноте отсутствие оружия — не препятствие. Наше внезапное появление в тылу врага будет нашим оружием! При нашей атаке они побегут от ужаса.

Алкивиад повёл нас наверх, на скалу. Он был кавалеристом и знал, что в такую погоду неприятель прежде всего постарается укрыть лошадей. Он повторял, что мы не заблудимся, как бы черно ни было вокруг. Но мы должны придерживаться края. Сполохи молний осветят нам дорогу и покажут место, где укрылся наш враг.

Конечно, он оказался прав. Показалась скала, и там были они. Мы напали на конюхов, забросали их камнями, палками, сломанными вёслами. Через несколько минут наш командир всех нас усадил на лошадей, и мы поскакали по краю обрыва в полной темноте. С десяток врагов мы погнали к обрыву, на камни. В отчаянии я пытался сорвать щит с одного из них. Для воина, прошедшего обучение в Спарте, лучше умереть, чем возвратиться с поля боя без щита.

И вот от моего удара упал первый враг. Он рухнул прямо на камни, и я слышал, как треснул его череп. Мой брат оттащил меня от него, когда я хотел снять с него нагрудную пластину и щит. Я был без ума от радости — я жив, я чувствовал себя непобедимым! Многие молодые воины в таком состоянии действуют как варвары. А Лион оттащил меня.

Собрался наш отряд. Мы завладели этим местом, мы победили! Наши войска внизу приветствовали своё освобождение. Я видел, что с утёса свисали верёвки. Несколько человек снизу забрались наверх и теперь стояли перед нами. Я узнал македонского командира — он стал яростно и зло ругать Алкивиада.

Он назвал юношу беспечным. Говорил, что тот — ослушник, который не повинуется приказам. Из-за его самоуправства погибли трое, потеряны два корабля. Где щиты и оружие? Знает ли он, какое наказание ждёт нас за потерю? Глаза македонянина метали молнии. Уж он постарается, чтобы Алкивиада вздёрнули по обвинению в мятеже, если не в измене. Он клянётся Зевсом, что станцует на его могиле.

Трое македонских офицеров поддержали этого командира. Но выражение лица Алкивиада не изменилось. Он лишь ожидал конца разглагольствований.

— Нельзя выступать с такой речью, — сказал он наконец, — стоя спиной к обрыву.

Не стану слишком драматизировать этот момент. Только скажу, что трое приверженцев капитана, принимая во внимание создавшееся положение, схватили своего командира и действительно столкнули его с обрыва.

Новая неожиданность для нас — тех, кто впервые в своей молодой жизни испытал такой ужас, какого и представить себе прежде не мог! Что с нами будет? Находящиеся внизу наверняка сообщат о действиях Алкивиада. Мы — соучастники. Неужели нас будут судить как убийц? И наши имена будут очернены, наши семьи — обесчещены, нашим родным будет стыдно за нас? Неужто нас вернут в Афины в цепях и мы будем ждать казни?

Алкивиад приблизился к трём македонянам, положил им руки на плечи и заверил, что у него нет дурных намерений. Он спросил у них имя и род того офицера, что сорвался со скалы.

— Подготовьте донесение, — приказал Алкивиад.

И продиктовал текст приказа о вынесении благодарности за героизм. Всё совершенное им в ту ночь он приписал капитану. Он расписал мужество этого офицера, проявленное перед лицом страшной опасности. Не думая о себе, македонянин вышел в море во время шторма, поднялся по гладкой отвесной скале, окружил и разгромил врага. Своими действиями он сохранил корабли и людей своей команды, что находились внизу, на прибрежной полосе. И на самом пике его триумфа, когда его меч сразил вражеского командира, жестокая судьба настигла его и он упал со скалы.

— Слава о его подвиге, — заключил Алкивиад, — будет жить в веках.

Далее он объявил, что это донесение будет отослано отцу капитана, а после нашего возвращения будет представлено им лично Пахету и македонским военачальникам; после чего обратился к нам: