Читать книгу - "Инженеры Сталина. Жизнь между техникой и террором в 1930-е годы - Сюзанна Шаттенберг"

На Западе считается, что инженеры выражают себя в цифрах, уравнениях и конструкциях, а не с помощью литературного языка. Ввиду недостаточной общительности и отсутствия литературных способностей мемуары инженеров слывут редкостью. Совершенно иначе обстоит дело с мемуарами инженеров в России, где они, пожалуй, написали автобиографий больше, чем представители какой-либо другой профессиональной группы, и где автобиографии всегда могли претендовать на статус важнейших исторических документов (см. выше). В связи с пересмотром истории 1930-х гг. многие люди ощутили потребность еще раз мысленно обозреть собственную историю и как следует разобраться в том, что же тогда происходило. Некоторые инженеры начинают повествование с цитаты Ильи Эренбурга (1891-1967), писавшего в своих воспоминаниях: «Когда очевидцы молчат, рождаются легенды». Тем самым они дают понять, что рассматривают себя как летописцев своего времени, единственных, кто в состоянии рассказать, как все было в действительности.

В 1957-1958 гг., в ходе «оттепели» и десталинизации истории, архивы начали систематически принимать на хранение такие воспоминания. Советские архивисты могли теперь во всеуслышание критиковать имевшую место до сих пор практику собирательства: «На собирательской деятельности наших архивов и использовании источниковедческой базы наглядно сказалось отрицательное воздействие культа личности Сталина. В период культа личности роль трудящихся масс принижалась в угоду возвеличиванию Сталина; ряд выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, а также активных участников пролетарской революции и социалистического строительства были незаконно репрессированы. Эти моменты в значительной мере обусловили выборочный характер отбора и использования материалов личного характера».

В различных циркулярных письмах архивные управления РСФСР и СССР обязали подведомственные им учреждения собирать материалы тех лиц, которые имели большое значение для государства и общества. Первоначально личное наследие хранили главным образом библиотеки, но в июне 1961 г. Центральный государственный архив народного хозяйства (ЦГАНХ), в настоящее время Российский государственный архив экономики (РГАЭ), выделенный из состава Центрального государственного архива Октябрьской революции (ЦГАОР), получил задание целенаправленно собирать архивы видных деятелей народного хозяйства. По инициативе историка Ю.Ф. Конова был специально учрежден отдел личных фондов для централизованной работы с материалами, которые оставляли после себя «выдающиеся специалисты, начальники, директора, руководители и ведущие инженеры крупных производственных, добывающих, строительных объектов общесоюзного значения (комбинаты, тресты, стройки, заводы, электростанции, рудники и др.)». В то время во всех государственных архивах в общей сложности насчитывалось 400 личных фондов видных деятелей советского времени, из них 80% составляли документы историков, юристов и деятелей культуры.

С возникновением отдела личных фондов РГАЭ появилось государственное архивное учреждение, в котором собирались и собираются материалы советской истории в форме мемуаров, написанных инженерами. Это единственное в своем роде собрание наследия инженеров и легло в основу данной работы. В конце 1990-х гг. РГАЭ хранил 334 личных фонда с 63 505 документами. Около 20 этих фондов объединяют наследие инженеров той или иной отрасли. Самый большой из них — фонд 9592 «Коллекция документов видных деятелей энергетики», созданная первой и, вероятно, наиболее значительная коллекция, в которой находятся рукописи почти 60 инженеров и ученых, работавших над осуществлением плана электрификации России — плана ГОЭЛРО.

При оценке этого наследия необходимо помнить, что ввиду принятой в архиве практики собирательства сюда поступали материалы только части лиц, охватываемых понятием «инженеры». Внимания удостаивались начальники цехов, отделов, главные инженеры, директора заводов, начальники строительства и сотрудники трестов, народных комиссариатов и министерств, «рядовые» инженеры, не занимавшие ответственных должностей, оставались за пределами этого круга. Учитывая достаточно высокое положение, которого достигли авторы попавших в архив документов, не приходится надеяться, что среди мемуаров найдутся воспоминания диссидента. У такого отбора есть и еще одно следствие: поскольку до значительных постов поднимались почти исключительно мужчины, то в РГАЭ вряд ли можно обнаружить личное наследие женщин-инженеров. Чтобы включить в исследование и этот круг лиц, наряду с мемуарами, находящимися в архивах, были привлечены другие автобиографии: а) мемуары женщин-инженеров, опубликованные в годы существования Советского Союза; б) записки эмигрантов; в) воспоминания постсоветского времени; г) интервью, взятые мной лично у женщин и мужчин, которые занимали недостаточно видное положение, чтобы заинтересовать архив, или не считали свою жизнь настолько яркой, чтобы оставить потомкам воспоминания о ней в письменном виде^[3].