Читать книгу - "Неизвестный Киров - Алла Кирилина"

«Дорогой Сергей Миронович!

Так как я, не смотря на всю свою настырность и надоедания Марии Львовны, тебя все же поймать не мог, но оставляю записку (сейчас уезжаю).

1. Дело с академиком Павловым… В статье, которую он прислал, конец он согласился снять.

2. О журнале (то, что мне говорил Позерн), он на все согласился.

3. Насчет книги (предисловие). Он уперся, говорит, что никак не может, что бы уже напечатано и т. д. Как я его не уламывал (более 3-х часов сидел, по этому пункту) ничего не добился.

Раньше говорил со Стецким, он тоже меня просил уломать, но говорил, что приказал печатать, если старик не согласится.

Я все употребил, но этого пункта не мог кончить победным концом.

Крепко жму руку. Твой Н. Бух.»^[270].

Бдительно следили цензоры за опубликованными Павловым статьями. Маленький, но крайне интересный документ:

«ЛК ВКП(б)

Тов. Угарову.

Дорогой Александр Иванович.

Обращаю твое внимание на № 10 журнала „Вестник знания” (Леноблиздат), посвященного юбилею академика Павлова. Из 5 статей, опубликованных в журнале, ни в одной ни слова не говорится о том, что сделала для Павлова Советская власть и партия, и какие у него были ошибки.

Я уже обратил внимание Леноблгорлита на допущенную им ошибку и дал соответствующие указания.

Прошу тебя сделать необходимые указания и по линии самой редакции журнала.

С товарищеским приветом Б. Волин»^[271].

Б. Волин (настоящая фамилия — Фрадкин) в 1931–1935 годах был главным цензором страны.

Наряду с литературной цензурой осуществляли свой контроль и органы НКВД. В зоне внимания последних находился и сам Иван Петрович Павлов и его дети. В совершенно секретном спецсообщении из Ленинградского УНКВД на имя Кирова сообщалось: «Академик Павлов под влиянием своего сына Всеволода Павлова (выполняющего обязанности его секретаря) отказался от участия в юбилейных торжествах, вечером 26/IX выехал в Колтуши и распорядился никому не сообщать о его месте нахождения, так как он никого в день юбилея принимать не будет.

Утром 27/IX туда прибыла вся семья Павловых. Весь день до обеда — Владимир Иванович Павлов (второй сын академика) упрекал Всеволода Павлова в „неблаговидных поступках” в отношении общественных организаций и дирекции ВИЭМ^[272], которые настаивали на торжественном проведении юбилея…

В 15.45 27/IX в Колтушах было организовано торжественное вручение академику Павлову пакета Совнаркома СССР, содержащего в себе приветствие юбиляру…

Получив пакет академик Павлов был сильно растроган… После этого собрав всех членов семьи и зачитав приветствие Павлов заявил: „Я предполагал, что приветствие правительства будет только опубликовано в печати и никак не ожидал, что получу приветствие лично и за подписью Председателя Совнаркома Молотова. Теперь хватит. Больше я никого слушать не буду и если мне удастся дожить до следующего юбилея, то я буду поступать так, как подсказывает мне моя совесть. Я буду праздновать юбилей так, как это принято»^[273].

Кстати, уже после празднования своего юбилея академик Павлов направил Бухарину письмо. В нем говорилось: «Я действительно наделал массу глупостей со своим юбилеем и теперь не знаю, как из такого положения выбраться»^[274].

Ученики И. П. Павлова, да и он сам видели, как много делала советская власть, руководитель Ленинградской организации ВКП(б) С. М. Киров для обустройства лаборатории академика в Колтушах, снабжения ее необходимым оборудованием, собаками для опыта. И это примиряло Павлова с советской действительностью. Нельзя забывать, что он горячо любил свою страну. Но многое его и возмущало. Вряд ли можно считать случайностью письмо И. П. Павлова в правительство, написанное им после убийства С. М. Кирова 21 декабря 1934 года «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия… Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить человеку, происшедшему из зверя, легко падать и трудно подниматься. Тем, кто злобно приговаривает к смерти массу себе подобных и с удовольствием приводит это в исполнение, как и тем, насильственно приручаемым участвовать в этом, едва ли можно остаться существами думающими и чувствующими человечно. И, с другой стороны, тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного достоинства… Пощадите же нашу Родину и нас»^[275].

Операция — «блудный сын»

И еще судьба одного великого ученого — Петра Леонидовича Капицы, который, возможно, даже и не подозревал об этом, была связана невидимыми, но довольно прочными нитями с С. М. Кировым.

Во всех книгах, посвященных П. Л. Капице, говорится: в 1934 году вернулся из Англии на родину. И более ни слова. Почему он вернулся, что побудило его на этот шаг?

Мне удалось обнаружить в архивах документы, которые позволяют пролить некоторый свет на эту запутанную, почти детективную историю.

Общеизвестно: еще в 20-х годах Капица выехал в Англию в качестве научного сотрудника Кембриджского университета. Талантливый ученый, он вскоре становится директором Мондовской лаборатории, избирается членом Лондонского Королевского общества Великобритании. В начале 30-х годов П. Л. Капица — ученый с мировым именем.

В 1934 году по решению советского правительства Академия наук СССР меняет место своего постоянного пребывания с момента основания — Петербург — на Москву. По-видимому, в это время и была задумана операция по возвращению гражданина России Капицы в Советский Союз. Она разрабатывалась и осуществлялась одним из управлений НКВД СССР. В нее посвящается ряд партийных и советских работников: В. И. Межлаук, В. В. Куйбышев, Н. И. Бухарин, К. Е. Ворошилов, Г. Л. Пятаков, С. М. Киров. И, естественно, главный ее организатор — Сталин.

Исполнителями акции выступали ленинградские чекисты. Степень участия партийных и советских работников различна. Руководство города на Неве — С. М. Киров, а в его отсутствие — М. Чудов или Д. И. Угаров постоянно информировались чекистами о ходе операции, в то время как В. И. Межлаук и Г. Л. Пятаков были ее активными участниками. Обнаруженные документы — спецсообщения Ленинградского Управления НКВД, включающие донесения «сексотов», агентов наружного наблюдения, перлюстрацию адресованной Капице почтовой корреспонденции. Все документы подписывались Медведем и Строминым.