Читать книгу - "Рождение греческого полиса - Эдуард Фролов"

Вместе с тем нельзя закрывать глаза на характерную личную направленность поступков тиранов. Отмеченная печатью сознательной воли и энергии, их деятельность направлялась прежде всего своекорыстным расчетом, а их политика была исполнена, по большому счету, эгоизма и произвола. Тирания архаической поры (как и вообще любая тирания) не была, как это доказывал в свое время С. Я. Лурье, видом демократической диктатуры, ^[274] а являлась всего лишь древним вариантом бонапартизма. Поэтому ни идеализировать, ни слишком подчеркивать значение этого явления не приходится. Показательно, наоборот, антидемократическое существо тирании (разоружение народа, политическое давление, фискальный гнет), равно как и то, что позитивный вклад тиранов в строение полисного государства, за немногими исключениями вроде Периандра, практически был ничтожен.

Из этого не следует, однако, что тирания вообще не имела никакого исторического значения. Отнюдь нет, только это значение реализовывалось на свой, весьма своеобразный лад. Будучи побочным продуктом распада древнего аристократического общества, тирания самым непосредственным образом содействовала крушению аристократии и этим, разумеется, подготовила торжество демократии. Более того, являя собой власть, стоящую выше сословных перегородок, она уже была, по меткому выражению Я. Буркхардта, «антиципированной, представленной одним человеком, демократией».^[275] Так или иначе, посредством принудительной политической нивелировки она подготавливала общество к восприятию в будущем господства закона, и в ту же сторону вело осознание самим этим обществом, на опыте тирании, всей опасности личной спеси (υβρις), т. е. крайнего индивидуализма, сколь бы ни было естественным и закономерным развитие этого последнего в условиях кризиса патриархальных порядков и становления личности.

Можно сказать так, что тирания была необходимым этапом на пути к полису, особенно в плане преодоления сопротивления родовой знати, но что окончательное торжество полисных принципов стало возможным лишь по устранении этой тяжкой опеки, которую являли собой для общества охарактеризованные выше режимы личной власти. Как тирания сокрушила аристократию, так общество сокрушило тиранию, после чего рядом заключительных реформ были устранены реликты древнего порядка, приняты меры против опасного возвышения личности и достроены последние этажи полисного здания. В этом отношении особенно показательны были реформы в Афинах, осуществленные после свержения тирании Писистратидов Алкмеонидом Клисфеном (508/7 г. до н.э., главные источники — Her. V, 66-73; VI, 131; Aristot. Ath. pol., 20-22).^[276]

Выдвинувшийся на передний план во время борьбы с Писистратидами, а особенно после их устранения, Клисфен объективно, по характеру и последствиям осуществленных им в 508 г. преобразований, был прямым продолжателем дела Солона. Более того, именно его и считают по праву родоначальником демократии: если Солон заложил общие основы полисного строя в Афинах, то Клисфен окончательно придал ему демократическую форму. При нем и в самом деле получили дальнейшее развитие правильные принципы государственной и демократической жизни. На смену древней родо-племенной организации общества (по филам и фратриям) пришла, наконец, новейшая административно-территориальная система — членение страны и народа на 10 новых территориальных фил с их местными подразделениями в виде небольших компактных городских и сельских ячеек-демов. Эта система, ставшая теперь основой всей государственной жизни, учитывала, по месту жительства, все свободное, включенное в состав гражданства, население Аттики, в том числе и такие его группы, которые давно утратили или никогда даже не имели связи с исконными родовыми подразделениями.

Соответственной реорганизации подверглась вся система строения государственных органов и должностей в древних Афинах. И прежде всего радикально изменилась структура созданного еще Солоном государственного совета. Ранее он состоял из 400 членов, набиравшихся поровну от 4 древних фил, где преимущественным влиянием по традиции пользовалась родовая знать. Теперь состав совета был расширен до 500 членов, которые набирались — и это было решающим нововведением—по 50 от каждой из 10 новых территориальных фил, т. е. от всего массива гражданского населения, что придали этому важнейшему после народного собрания государственному учреждению подлинно демократический характер.

Равным образом расширилась и демократизировалась система различных государственных коллегий, административных, финансовых, военных, которые теперь делили с архонтатом исполнительную власть и своим коллективным участием придавали ей последовательно демократический характер. В частности, в соответствии с возросшей ролью гоплитского ополчения и для более эффективного коллегиального руководства военными делами была создана новая коллегия 10 высших военных руководителей —стратегов. Поначалу они были подчинены одному из 9 архонтов — архонту-полемарху, но вскоре стали самостоятельными и даже, более того, по мере возрастания роли войны и военной политики, приобрели значение главного правительственного органа.

Но самое, может быть, важное состояло в том, что при Клисфене утвердившаяся, наконец, демократия получила твердые гарантии своего дальнейшего существования. Были приняты эффективные меры против своеволия и необузданности отдельных знатных кланов и сильных личностей. Силу первых должна была подорвать административно-территориальная реформа Клисфена, имевшая в виду раздробление старинных родовых групп между новыми территориальными подразделениями. А против непомерного возвышения личности был направлен также учрежденный Клисфеном предупредительный «суд черепков» — остракизм (см.: Androtion, FgrHist 324 F 6: Aristot. Ath. pol, 22; Philochor., FgrHist 328 F 30; Diod., XI, 55; Ael. V.h., XIII, 24).^[277]