Читать книгу - "Преступление и наказание в России раннего Нового времени - Нэнси Шилдс Коллман"

В московском законодательстве о пытке говорится раздражающе мало. Впервые она упоминается в Судебнике 1497 года. Неясно, пришла ли пытка в светские законы из Европы вместе с розыскным процессом или из церковного права. Судебники и грамоты дают больше информации, но она не систематическая. Эта ситуация представляет резкий контраст с положением дел в европейской юриспруденции, где теоретики уделяли пристальное внимание тому, что римское право считало «делом трудным и опасным»^[360]. Даже защитники пытки понимали, что неспособность человека выносить муку делает сомнительными полученные во время пытки признания. Поэтому авторы сводов законов, в том числе принятой в 1532 году в Священной Римской империи «Каролины» и французского свода уголовного права 1539 года, поставили пытку в жесткие рамки. В XVI веке испанская инквизиция разрешила пытать человека только один раз и предписывала судьям не калечить пытаемых и не наносить им увечий. Обязательным было присутствие не только свидетелей, но и медиков, а данные под пыткой показания нужно было подтвердить через день – без этого их не принимали во внимание. Французский свод уголовного права 1539 года также ограничивал количество пыток и их продолжительность, требовал присутствия свидетелей и подтверждения показаний спустя определенное время после пытки. «Каролина» разрешала пытать подозреваемого дважды, но определила список оснований для пытки, хотя и довольно длинный; были необходимы по меньшей мере четыре свидетеля: судья, два судебных служителя и писец. Обвиняемого следовало поставить перед пыточными приспособлениями и сначала допросить, не прибегая к мучениям. Если он признавался, его показания нужно было подтвердить минимум через два дня после пытки^[361].

Судебная пытка была частью следственных процедур, ее задача – добиться признания. По московским законам, если обвиняемый вынес пытку и не признался, его показания считались правдивыми и он освобождался от сурового наказания (хотя часто его отправляли в тюрьму). Если человек сначала давал показания, а потом под пыткой от них отказывался, правдивым считался отказ^[362]. Вторая цель пытки – получить новую информацию: даже если подсудимый уже признался, его все равно пытали, чтобы узнать о других преступлениях или сообщниках. Еще одна задача – выяснить, умышленно ли совершено преступление, потому что закон 1625 года выделял умысел в особое обстоятельство. Пытка грозила не только подсудимому, но и свидетелям, и всем, кого он назвал в своих показаниях^[363].

В Московском государстве к пытке прибегали в делах о преступлениях против государства или религии, а также при расследовании разбоя^[364]. Из Соборного уложения мы узнаем, что пытка среди прочего помогает вести следствие о подделке долговых расписок, заставляет беглых крепостных и холопов называть свое настоящее имя, выводит на чистую воду общину, когда она не может выследить преступников, потому что находится с ними в сговоре. Основания для проведения пытки были весьма разнообразны, и непросто понять, как судьи решали, когда прибегать к ней, а когда нет. Предотвращение злоупотреблений было важно, но в Москве ограничений пытки было меньше, чем в Европе^[365].

Важно отметить, что государство стремилось монополизировать этот вид насилия. Закон запрещал частным лицам пытать преступника, даже если они его поймали: «А буде кто татя изымав, и не водя в приказ, учнет его пытать у себя в дому, и на него тать доправит безчестье и увечье, а в чем его пытал, и ему татьбы своей на том тате искати судом, а ис приказу того татя пытать не велеть»^[366]. Кроме того, большинство ограничений относилось к процессу перед пыткой. Было три главных основания для пытки. Два из них называет уже Судебник 1497 года: когда человека обвинил другой преступник под пыткой («язычная молка») или когда его застали с поличным^[367]. Третья причина указана в губных грамотах: если подозреваемый по общему мнению был известным преступником («лихим человеком»)^[368]. Подобные опросы были действенным способом ограничить применение пытки. Судебник 1550 года гласит: если человека обвинил преступник, судья должен провести расследование и опросить местное население, чтобы выяснить, какой славой пользуется обвиненный, и только потом переходить к пыткам. Тот же Судебник предписывает судьям благоразумие: если вор совершил преступление впервые и других дурных дел не творил, судья мог вынести приговор сразу, не пытая его^[369]. Законы XVII века повторяют три основания для пытки и связывают ее с процедурами следствия (розыскные дела, которые иногда прямо называли «пыточными»). Но юридические тексты XVII века не сообщают о пытке почти ничего нового, а в трех главах Уложения, посвященных самым тяжким преступлениям, пытка даже не упоминается^[370].